ПЕСНЬ О ПОХОДЕ ИГОРЯ, СЫНА СВЯТОСЛАВОВА, ВНУКА ОЛЬГОВА

 

Перевод первых издателей



     Приятно нам, братцы, начать древним слогом прискорбную повесть о походе Игоря, сына Святославова! Начать же сию песнь по бытиям того времени, а не по вымыслам Бояновым. Ибо когда мудрый Боян хотел прославлять кого, то носился мыслию по деревьям, серым волком по земле, сизым орлом под облаками. Памятно нам по древним преданиям, что, поведая о каком-либо сражении, применяли оное к десяти соколам, на стадо лебедей пущенным: чей сокол скорее долетал, тому прежде и песнь начиналася, либо старому Ярославу, либо храброму Мстиславу, поразившему Редедю пред полками косожскими, или красному Роману Святославичу. А Боян, братцы! Не десять соколов на стадо лебедей пускал: но как скоро прикасался искусными своими перстами к живым струнам, то сии уже сами славу князей гласили.
    Начнем же, братцы, повесть сию от старого Владимира до нынешнего Игоря. Сей Игорь, напрягши ум свой крепостию, поощрив сердце свое мужеством и исполнясь духа ратного, вступил с храбрым своим воинством в землю Половецкую для отмщения за землю Русскую. Тогда взглянул он на солнце светлое и, увидев мраком покрытое все войско свое, произнес к дружине своей: «Братья и друзья! Лучше нам быть изрубленным, нежели достаться в плен. Сядем на своих борзых коней и посмотрим на синий Дон». Пришло князю на мысль пренебречь худое предвещание и изведать щастья на Дону великом. «Хочу, - сказал он, - с вами, россияне! переломить копье на том краю поля Половецкого; хочу или голову свою положить, или шлемом из Дону воды достать». 

    О Боян! Соловей древних лет! Тебе бы надлежало провозгласить о сих подвигах, скача соловьем мысленно по дереву, летая умом под облаками, сравнивая славу древнюю с нынешним временем, мчась по следам Трояновым чрез поля на горы. Тебе бы петь песнь Игорю, внуку Ольгову. Не буря соколов занесла чрез поля широкия, слетаются галки стадами к Дону великому. Тебе бы, мудрый Боян, внук Велесов! сие воспеть. Ржут кони за Сулою, гремит слава в Киеве, трубят трубы в Новегороде, развевают знамена в Путивле, ждет Игорь милого брата Всеволода. Богатырь же Всеволод вещает к нему: «О Игорь! Ты один у меня брат! Ты один у меня ясный свет! И мы оба сыновья Святославовы; ты седлай, брат, своих борзых коней, а мои для тебя приготовлены и давно у Курска оседланы. Мои курчане в цель стрелять знающи, под звуком труб они повиты, под шлемами возлелеяны, концом копья вскормлены; все пути им сведомы, все овраги знаемы, луки у них натянуты, колчаны отворены, сабли изострены; они скачут в поле как волки серые, ища себе чести, а князю славы».

     Тогда князь Игорь, вступя в золотое стремя, поехал по чистому полю. Солнце своим затмением преграждает путь ему, грозная, восставшая ночью буря пробуждает птиц; ревут звери стадами; кричит филин на вершине дерева, чтоб слышали голос его в земле незнаемой, по Волге и по морю, по Суле, по Суражу в Корсуне и у тебя, Тмутороканский истукан! Половцы бегут неготовыми дорогами к Дону великому; скрыпят возы в полуночи, как лебеди скликаяся. Игорь к Дону войска ведет; уже птицы беду ему предрекают, волки по оврагам вытьем своим страх наводят; орлы зверей на трупы сзывают, а лисицы лают на багряные щиты. О русские люди! Далеко уже вы за Шеломенем. Ночь меркнет, свет зари погасает, мглою поля устилаются, песнь соловьиная умолкает, говор галок начинается. Преградили россияне багряными щитами широкия поля, ища себе чести, а князю славы.
     На заре в пятницу разбили они половецкие нечестивые полки и, рассыпавшись как стрелы по полю, увезли красных половецких девиц, а с ними золото, богатыя ткани и дорогия бархаты. Охабнями, плащами, шубами и всякими половецкими нарядами по болотам и грязным местам начали мосты мостить. Багряное знамя, белая хоругвь, багряная чолка и серебреное древко достались отважному Святославичу. Дремлет в поле Ольгово храброе гнездо, далеко залетев. Не родилось оно обид терпеть ни от сокола, ни от кречета, ни от тебя, черный ворон, нечестивый половчанин! Бежит Гзак серым волком, а в след за ним и Кончак спешит к Дону великому.
    На другой день весьма рано заря с кровавым светом появляется, находят с моря тучи черныя, хотят закрыть четыре солнца; сверкает в них молния, быть грому страшному, литься дождю стрелами с Дона великого. Тут-то копьям поломаться, тут-то саблям притупиться об шлемы половецкие, на реке Каяле, у Дону великого. О русские люди! Уже вы за, Шеломенем. Уже ветры, внуки Стрибога, веют с моря стрелами на храбрые полки Игоревы; топот по земле раздается, вода в реках мутится, пыль столбом в поле подымается, знамена шумят, идут половцы от Дона, и от моря, и со всех сторон: войско русское подалось назад. Бесовы дети оградили стан свой криком, а храбрые россияне багряными щитами. О богатырь Всеволод! Ты, стоя на стороже, градом пускаешь стрелы на врагов своих, а булатными мечами гремишь об шлемы их. Где ты, богатырь, ни появишся, блистая золотым своим шлемом, там лежат нечестивыя головы половецкия, и рассечены булатными саблями оварские шлемы их от тебя, храбрый Всеволод! Какими, братцы, ранами подорожит он, забыв почести и веселую жизнь, город Чернигов, отеческой золотой престол, все милыя прихоти, обычаи и приветливость прекрасной своей супруги Глебовны! Прошли съезды Трояновы, протекли лета Ярославовы, миновались брани Олеговы, Олега Святославича. Сей-то Олег мечом крамолу ковали стрелы по земле сеял. Он ступал в золотое стремя в городе Тмуторокани; звук побед его слышал старый великий Ярослав, сын Всеволодов, но Владимир затыкал себе уши всякое утро в Чернигове; Бориса же Вячеславича слава на суд привела; он положен на конскую попону зеленую за обиду молодого храброго князя Олега. С той же Каялы вел Святополк войски отца своего сквозь венгерскую конницу в Киев ко святой Софии. Тогда при Олеге Гориславиче сеялись и возрастали междоусобия, была гибель Даждь-Божевым внукам, жизнь людей в княжеских ссорах прекращалася и в Русской земле редко веселие земледельцев раздавалося, но часто каркали вороны, деля между собою трупы; галки же, отлетая на место покормки, перекликалися. Так бывало во время прежних браней и от тогдашних войск, а такого сражения еще и не слыхано, чтоб с утра до вечера, с вечера до света летали стрелы каленыя, гремели сабли об шлемы, трещали копья булатныя, в поле незнаемом среди земли Половецкой. Черная земля под копытами костьми была посеяна, а кровию полита, и по всей Русской земле возросла беда. Но что за шум, что за звук так рано, до зари утренней? Игорь двигнулся с своими полками: жаль ему милого брата Всеволода. Билися день, бились другой, а на третий перед полуднем пали знамена Игоревы. Тут братья разлучилися на берегу быстрой Каялы. Недостало у них вина кровавого; храбрые руссы там пир свой кончили, сватов попоили, а сами полегли за землю Русскую. Увяла трава от жалости, наклонились деревья от печали. Невеселая уже, братцы, пора пришла: пала в пустыне сила многая, восстала обида Даждь-Божевым внукам. Она, вступив девою на землю Троянову, восплескала крылами лебедиными, на синем море у Дону купаючись, разбудила времена тяжкия. Перестали князья нападать на неверных, брат брату стал говорить: «Сие мое, и то мое же». Начали князья за малое, как будто бы за великое, ссориться и сами на себя крамолу ковать. Тем временем нечестивые со всех сторон стекалися на одоление Русской земли. О! далеко залетел ты сокол, побивая птиц у моря, а Игорева храброго войска уже не воскресити! Воскликнули тогда Карня и Жля и, прискакав в землю Русскую, стали томить людей огнем и мечом. Зарыдали тут жены русския, приговаривая: «Уже нам об милых своих ни мыслию взмыслити, ни думою вздумати, ни глазами их увидеть, а золота и серебра не возвратить». Восстенал, братцы, Киев от печали, а Чернигов от напасти; разлилась тоска по всей Русской земли; тяжкая печаль постигла русских людей. Князья между собой враждовали, а нечестивые, рыская по земле Русской, брали дань по белке со двора. Сии-то два храбрые Святославичи, Игорь и Всеволод, возобновили злобу, которую прекратил было отец их, грозный Святослав, Великий князь Киевский. Он был страшен всем, от сильного воинства и от булатных мечей его все трепетали, наступил он на землю Половецкую, притоптал холмы и буераки, помутил воду в реках и озерах, иссушил источники и болота, а нечестивого Кобяка из луки морской, из средины железных великих полков половецких, подобно вихрю, исторгнул, и очутился Кобяк в городе Киеве во дворце Святославовом. Там немцы и венециане, там греки и моравцы воспевают славу Святославу и охуждают князя Игоря, погрузившего силу на дно Каялы, реки половецкия, и потопившего в ней русское золото. Тогда Игорь-князь из своего золотого седла пересел в седло Кащеево. Уныли в то время городские стены, помрачилося веселие. Святославу же худой сон привиделся: «На горах Киевских в ночь сию с вечера одевали вы меня (он боярам рассказывал) черным покровом на тесовой кровати; подносили мне синее вино, с ядом смешанное; сыпали из пустых колчанов на лоно мое крупный жемчуг в нечистых раковинах и меня нежили. На златоверхом моем тереме будто б все доски без верхней перекладины; будто б во всю ночь с вечера до света вороны каркали, усевшись у Пленска на выгоне в дебри Кисановой, и не полетели к морю синему». Бояре князю отвечали: «Одолела печаль умы наши! Сон сей значит: что слетели два сокола с золотого родительского престола доставать города Тьмуторокани или шлемом из Дона напиться воды и что тем соколам обрублены крылья саблями нечестивых и сами они попались в опутины железныя». Темно стало на третий день: два солнца померкли, оба багряные столпа погасли, а с ними и молодые месяцы, Олег и Святослав, помрачилися. На реке Каяле свет в тьму превратился; рассыпались половцы по Русской земле, как леопарды, из логовища вышедшие; погрузили в бездне силу русскую и придали хану их великое буйство. Уже хула превзошла хвалу; уже насилие восстало на вольность; уже филин спустился на землю. Раздаются песни готфских красных девиц по берегам моря синяго. Звеня русским золотом, воспевают оне времена Бусовы, славят мщение Шураканово. А нам уже, братцы, нет веселия! Тогда великий князь Святослав вымолвил золотое слово, со слезами смешанное: «О! кровные мои, Игорь и Всеволод! Рано вы начали воевать землю Половецкую, а себе славы искать. Нечестно ваше одоление, не праведно пролита вами кровь неприятельская. Ваши храбрыя сердца из крепкого булата скованы и в буйстве закалены. Сего ли я ожидал от вас при сребристой седине моей! Я уже не вижу власти сильного, богатого и многовойного брата моего Ярослава с черниговскими боярами, с могутами и с татранами, с шелбирами и с топчаками, с ревугами и с ольберами. Они без щитов с кинжалами, одним криком побеждают войска, гремя славою прадедов. Не говорят они, мы де сами предстоящую славу похитим, а прошедшею с другими поделимся. Но мудрено ли, братцы, и старому помолодеть? Когда сокол перелиняет, тогда он птиц высоко загоняет и не дает в обиду гнезда своего. Но то беда, что мне князья не в пособие; время все переиначило». Уже кричит Урим под саблями половецкими, а Володимир под ранами. Горе и печаль сыну Глебову! О великий князь Всеволод! Почто не помыслишь ты прилететь издалека для защиты отеческого золотого престола? Ты можешь Волгу веслами разбрызгать, а Дон шлемами вычерпать. Когда бы ты здесь был, то б были Чага по ногате, а Кощей по резани. Ты можешь на сухом пути живыми шереширами стрелять чрез удалых сынов Глебовых. О вы, храбрые Рюрик и Давид! Не ваши ли позлащенные шлемы в крови плавали? Не ваша ли храбрая дружина рыкает, подобно волам израненным саблями булатными в поле незнаемом? Вступите, государи, в свои златыя стремена за обиду сего времени, за землю Русскую, за раны Игоря, храброго Святославича. А ты Осмомысл Ярослав Галицкий! Высоко сидишь на своем златокованом престоле. Ты подпер горы Венгерския своими полками железными, ты заградил путь королю, ты затворил Дунаю ворота, бросая тягости чрез облака и простирая власть свою до той реки! Грозное имя твое разнеслось по всем землям; отверзт тебе путь к Киеву, стреляешь ты с отеческого золотого престола на солтанов в земли дальния. Стреляй, о государь! в Кончака и в неверного Кощея за землю Русскую, за раны храброго Игоря Святославича. А вы, о храбрые Роман и Мстислав! Ваша мысль твердая возносит ум на подвиги. Вы отважно возвышаетесь в предприятиях своих подобно соколу, на ветрах ширящемуся и к одолению птицы быстро стремящемуся. У вас латы железныя под шлемами латинскими. Потряслась от них земля и многия страны ханския. Литва, ятвяги, деремела и половцы, повергнув свои копья, подклонили свои головы под те мечи булатные. Но для князя Игоря помрачился уже свет солнечный; не от добра опали с дерев листы. По Роси и по Суле города в раздел пошли; а Игореву храброму полку не воскреснути! О князь! Дон тебя кличет и князей на победу созывает. Храбрые князи Ольговичи на брань поспешили. Ингварь и Всеволод, и все трое Мстиславичи, не худого гнезда шестокрилицы, не победами ль жребий власти вы себе доставили? К чему же вам золотые шлемы, копья и щиты польские! Заградите в поле ворота стрелами своими острыми, вступитесь за землю Русскую, за раны храброго Игоря Святославича. Уже Сула не течет серебристыми струями к городу Переяславлю; Двина уже болотом течет к тем грозным половчанам при восклицании нечестивых. Один только Изьяслав, сын Васильков, позвенел своими острыми мечами по шлемам литовским; помрачил славу деда своего Всеслава и сам под багряными щитами на окровавленной траве погиб от мечей литовских. На сем-то одре лежа, произнес он: «Дружину твою, князь, птицы приодели крыльями, а звери кровь полизали». Не было тут братьев ни Брячислава, ни Всеволода; он один испустил жемчужную свою душу чрез золотое ожерелье из храброго тела. Уныли голоса; поникло веселие. Затрубили трубы городенския. О Ярослав и все внуки Всеславовы! Теперь преклоните вы свои знамена, вложите в ножны мечи ваши поврежденные; далеко уже отстали вы от славы деда вашего. Вы своими крамолами начали наводить неверных на землю Русскую, на жизнь Всеславову. Было ль какое насилие от земли Половецкой? На седьмом веке Трояновом метнул Всеслав жребий о милой ему девице. Он, подпершись клюками, сел на коней, поскакал к городу Киеву и коснулся древком копья своего до золотого престола Киевского; потом побежал он лютым зверем в полуночи из Бела-города, закрывшись мглою синею; по утру же вонзив стрикусы, отворил он ворота новгородския, попрал славу Ярослава и с Дудуток пустился как волк до Немиги. На Немиге вместо снопов стелют головы, молотят цепами булатными, на токе жизнь кладут и веют душу от тела. Окровавленные немигские берега не былием были засеяны, засеяны костьми русских сынов. Князь Всеслав людей судил, князьям города раздавал, а сам по ночам как волк рыскал из Киева до Курска и до Тмуторокани. Для него в Полоцке рано позвонили в колокола к заутрени у Святой Софии, а он в Киеве звон слышал. Хотя и мудрая была душа в неутомимом его теле, но он часто от бед страдал. Для таких-то мудрый Боян издавна составил сей разумный припев: «Как бы кто хитр, как бы кто умен ни был, хоть бы птицей летал, но суда Божия не минет». О! стонать тебе, земля Русская, вспоминая прежния времена и прежних князей своих. Старого Владимира нельзя было приковать к горам Киевским. Теперь знамена его достались одни Рюрику, а другие Давыду; их носят на рогах, вспахивая землю; копья же на Дунае славятся.
     Ярославнин голос слышится; она, как оставленная горлица, по утрам воркует: «Полечу я, - говорит, - горлицею по Дунаю, обмочу бобровой рукав в реке Каяле, оботру князю кровавыя раны на твердом его теле». Ярославна по утру плачет в Путивле на городской стене, приговаривая: «О ветер! Ветрило! К чему ты так сильно веешь? К чему навеваешь легкими своими крылами хиновския стрелы на милых мне воинов? Или мало тебе гор под облаками? Развевай ты тамо, лелея корабли на синем море! Но за что развеял ты, как траву ковыль, мое веселие?» Ярославна по утру плачет и, сидя на городской стене в Путивле, приговаривает: «О славный Днепр! Ты пробил горы каменныя сквозь землю Половецкую; ты носил на себе Святославовы военныя суда до стану Кобякова: принеси же и ко мне моего милого, чтоб не посылать мне к нему слез своих по утрам на море». Ярославна плачет по утру в Путивле и, сидя на городской стене, приговаривает: «О светлое и пресветлое солнце! Для всех ты тепло и красно, но к чему ты так уперло знойные лучи свои на милых мне воинов? К чему в поле безводном, муча их жаждою, засушило их луки и к горести колчаны их закрепило?»
     Взволновалось море в полуночи; мгла столбом подымается; князю Игорю Бог путь кажет из земли Половецкой в землю Русскую, к золотому престолу отеческому. Погасла заря вечерняя; Игорь лежит, Игорь не спит, Игорь мысленно измеряет поля от великого Дона до малого Донца. К полуночи приготовлен конь. Овлур свистнул за рекою, чтоб князь догадался. Князю Игорю тамо не быть. Застонала земля, зашумела трава; двинулись заставы половецкия, а Игорь-князь горностаем побежал к тростнику и белым гоголем пустился по воде. Он помчался на борзом коне и, скочив с него, босым волком побежал к лугу донецкому; летел соколом под облаками, побивая гусей и лебедей к завтраку, к обеду и к ужину. Когда Игорь соколом полетел, тогда Овлур (Лавер) волком побежал, отрясая с себя росу холодную, ибо утомили они своих борзых коней. «О! князь Игорь! - вещает ему река Донец. - Не мало для тебя славы, для Кончака досады, а для Русской земли веселия». Игорь в ответ к реке сказал: «О Донец! Не мала и для тебя слава, нося князя по волнам своим, постилая ему зеленую траву на своих сребристых берегах, одевая его теплыми мглами под тенью дерева зеленого и охраняя его как гоголя на воде, как чайку на струях, как чернядей на ветрах. Не такова, - примолвил он, - река Стугна! Она пагубными струями пожирает чужия ручьи и разбивает струги у кустов». Юному князю Ростиславу затворил Днепр берега темныя. Плачется мать Ростиславова по юном князе Ростиславе. Увяли цветы от жалости, преклонились к земле деревья от печали. Не сороки стрекочут, ездит по следам Игоревым Гзак и Кончак. Тогда вороны не каркали, галки умолкли, сороки не стрекотали, но двигались только по сучьям; дятлы, долбя, к реке путь показывали; соловьи веселым пением свет поведали. Молвил Гзак Кончаку: «Когда сокол к гнезду летит, то мы расстреляем соколенка позолоченными своими стрелами». Кончак Гзаку ответствовал: «Естьли сокол к гнезду полетел, то мы опутаем соколика красною девицею». В ответ на сие Гзак сказал Кончаку: «Когда его опутаем красною девицею, то не будет у нас ни соколика, ни красной девицы и станут нас бить птицы в поле Половецком».
     Сказал сие Боян, и о походах, воспетых им в прежния времена, князей Святослава, Ярослава и Ольга сим кончил: «Тяжело быть голове без плеч; худо и телу без головы, а Русской земле без Игоря». Светит Солнце на небе: Игорь-князь уже в Русской земле. Поют девицы на Дунае; раздаются голоса их чрез море до Киева. Игорь едет по Боричеву к пресвятой Богородице Пирогощей. Радость в народе, веселье в городах. Воспета песнь князьям старым, а потом молодым. Пета слава Игорю Святославичу, богатырю Всеволоду и Владимиру Игоревичу. Да здравствуют князи и их дружина, поборая за християн на воинство неверных! Слава князьям и дружине!

 

 

 


    Автор проекта и составитель - Александр Петров (Россия)

 Студия "Мастерская маршала Линь Бяо"

 Copyright (С) 2000-2001 by Alexander Petrov (Russia). All right reserved.       Webmaster: petrov-gallery@yandex.ru

 


Hosted by uCoz