|
АВТОБИОГРАФИЧЕСКИЕ
«ЗАПИСКИ»
ПРОТОПОПА
АВВАКУМА
1.
<ЗАПИСКА» ОБ УВЕЩАНИЯХ АВВАКУМА В МОСКВЕ
В ИЮЛЕ-АВГУСТЕ 1667 Г.
О приЪзде страдальцов паки к МосквЪ.
И июля
въ 5 день привезли в ночи от Николы с УгрЪши,
и приЪждали 3 архимарита 2-жды —
уговаривать.
И
во 8 день приЪждал в ночи Дементей
Башмаковъ — уговаривати же.
И
въ 10 день в ночи принуждали Артамон да
архимарит — уговаривати же. Того же дни
имали в Чюдовъ монастырь прельщати и
уговаривать митрополит Крутицкой Павел да
архиепископъ Рязанской Иларион.
И
в 11 — приеждал архимарит Чюдовской.
И
августа въ 22 день и въ 24 день Артемон был от
царя с философом с Симеоном-чернцом; и зЪло
было стязание много разошлися, яко пьяни,
не моглъ и поиЪсть после крику. Старецъ мне
говорилъ: «Острота, острота телеснаго ума
да лихо упрямство! А се не умЪет науки!» И
я в то время плюнулъ, глаголя: «Сердит я
семь на диявола, воюющаго в вас, понеже со
дияволом исповЪдуеши едину веру и
глаголеши, яко Христос царьствует
несовершенно! Равно со дияволом и со
еллины исповЪдуеши во своей вЪре новой!»
И
Артемон, говоря много, учнет грозить
смертию. И я говорил: «Смерть мужу покой
есть, и смерть грехом опона. Не грози мнЪ
смертию, не боюсь тЪлесныя смерти, но разве
грЪховныя». И паки подпадет лестию. И пошед,
спросил: «Что, стар, сказать государю?» И я
ему: «Скажи ему мир, и спасение, и тЪлесное
здравие».
А
въ 22 день один был, так говорил мягче — от
царя, — со слезами, а иное приграживал. И я в
те поры смЪюся! И много того было, много, и
богъ посрамил от нашей худости. Да что с
ними делаешь?!
А
пошед, Артемон — один — кланяется низенко
и прощается умильно, вправду. Аввакум же
говорил: «Ты ищешъ в словопрЪнии высокие
науки, а я прошу у Христа моего поклонами и
слезами; и мнЪ кое общение — яко свЪту со
тмою или яко Христу с велиаром?» И ему
стыдно стало, и противъ тово въсквозь
зубовъ молвил: «Нам, де, с тобою не сообшно».
2.
«ЗАПИСКА» О «КАЗНИ» В МОСКВЕ В 1667 Г. ПОПА
ЛАЗАРЯ И ИНОКА ЕПИФАНИЯ С ПРИПИСКОЙ О «КАЗНЯХ»
НИЖЕГОРОДСКОГО ДЬЯКА СТЕФАНА ЧЕРНОГО
Его
же, страдальца Аввакума отца.
Отцу
Лазарю до вилокъ язык вырезанъ и старцу
Епифанию тако же.
Егда
Лазарю языкъ вырезали, явися ему пророкъ
божий Илия и повелЪ ему о истиннЪ
свидЪтельствовали. Онъ же выплюнувъ изо
устъ своихъ кровь и нача глаголати ясно,
добрЪ, и зЪло стройнЪ. Десная же его рука
бысть вся в крови, онъ же ею благословляше
люди божия.
Егда
его везоша около Москвы, в Калужския
ворота, около Симонова, чрез Даниловской
мостъ, и сюды, на Переславску по Троецкой
дорогЪ, в Братовшину, ко мнЪ обоих
привезли. И со мною благодатию божиею
говорилъ ясно, веселым лицемъ, улыскаяся. И
сказывалъ ихъ коварство, какъ ихъ казнили,
и что имъ выговоръ былъ: «Были, де, две
плахи у казни да два топора, и, посадя,
ножиками и языки рЪзали». Лазарь говорилъ
ясно, а старец в то время не говорилъ,—
тако богу извольшу.
Азъ
же, грешный Аввакумъ, не сподобихся
таковаго дара, плакавъ над ними и
перецеловалъ ихъ кровавая уста,
благодаривъ бога, яко сподобихся видЪти
мученики в наша лЪта. И зЪло утЪшихся
радостию великою о неизглаголаннЪм даре
божии, яко отцы мои и братия, Христа ради и
церкве ради Христовы,— хорошо такъ! — яко
запечатлЪли кровию церковную истину. Благословенъ
богъ, изволивый тако!
И
вы, свЪты, молитеся о насъ, а мы о васъ,
елико можем. Посемъ от насъ миръ вамъ и
благословение; и мученики вамъ, миръ давъ и
благословение, челомъ биютъ.
И
егда сию грамотку писалъ, в то время
старецъ ко мнЪ присылалъ из ыныя избы
стрельца с радостию: «Не кручинъсЪ, де, и
обо мне, и мнЪ, де, дала языкъ пресвятая
богородица, говорю, де, и я благодатию
божиею». И я, Аввакумъ, збродилъ к нему,
самъ встащася. И егда в ызбу к нему иду, и
онъ ясно завопилъ: «Слава отцу и сыну и
святому духу!» и прочая, тако, яко же и
прежде, до казни. Азъ же возрадовахся
вельми, нача «Достойно» говорить. Онъ же у
меня перехватилъ со усердиемъ великим, и
тако кончали отпустъ, и, порадовахся,
поговоря кое-что, розошлися. Сказывалъ мнЪ,
како и проглаголалъ, какъ его казнили, и
потомъ: «Мылъ, де, образъ пресвятыя
богородицы, и мыслию помыслилъ, чтобы, де,
мнЪ говорить. Она же мнЪ отверзла уста, и
азъ, де, и стал говорить ясно».
А
до того я у него былъ, онъ же ничто не могъ
проглаголать, токмо, запечатлЪвъ уста,
сидЪлъ весь слезень. А все и кровию вчера
оба изошли, понеже и жилы вырезаны.
О,
великое божие милосердие! Не вЪм, что рещи,
но токмо: «Господи, помилуй!» И Дамаскину
Иоанну по трех днех рука приросла, а моимъ
людемъ — в той день Лазарю языкъ богъ дал,
а старцу — назавтрие.
Дъти
мои о ХристЪ, призывайте бога во спасение
себЪ, за молитвъ ихъ святыхъ, великихъ и
храбрыхъ воиновъ Христовых. И азъ чаю ихъ
ради помилованъ быти, и отпустъ грЪховъ
прияти. Докучаютъ и о всЪхъ васъ богу и да
не забывают. Ну, простите!
А
дияконъ Стефанъ, по прозванию Черной,
сидЪлъ дьяком в Нижнемъ. И ему языкъ
дважды за вЪру Христову старую рЪзанъ, и
сосланъ в Сибирь, в Тобольской, а нынЪ
говорит чисто.
3.
«ЗАПИСКА» ОЧЕВИДЦА О «КАЗНИ» ЛАЗАРЯ,
ФЕДОРА И ЕПИФАНИЯ В ПУСТОЗЕРСКЕ 14 АПРЕЛЯ
1670 Г. С ФРАГМЕНТАМИ ТЕКСТА АВВАКУМА.
178-го
(1670) году, апрЪля в 14 день, на Фомины недели
в четверток, в Пустоозерском остроге, по
указу цареву, полуголова Иванъ Елагин взял
ис тюрем протопопа Аввакума, попа Лазаря,
дьякона Феодора и старца Епифания.
И
шли они до уреченнаго мЪста на посЪчение,
гдЪ плаха лежит, и мучительная вся готова,
и палачъ готовитца на посЪчение их. Они же
никого унывше, вкупЪ народ благословляли
и прощались, свЪтлым лицем, весели, в
своемъ благочестии непоколебимо стояли и
за отеческое предание смерть приимали, а к
народом говорили: «Не прельщайтеся
Никоновым учением! За истинну страждем и
умираем!»
ВначалЪ
Аввакум плаху благословил: «То, де, нашъ
престол стоит!» И друг друга
благословляли, и конечное себЪ цЪлование
давали, чая своих глав отсЪчения.
И
поставя их, цареву грамоту им в-третии
вычитали: указано Аввакума вмЪсто
смертной казни в земляную тюрьму посадить,
и землею покрыть, а сверху окошечко, вмалЪ
подавать хлЪб и воды или квас. Онъ же, слыша
то, оскорбися зЪло, и, плюнув, говорил
протопопъ: «Плюю, де, я на ево хлЪб, не ядше
умру, а не предам благовЪрия!» Иваннъ же
его отослалъ в тюрьму. Онъ же нача плакати
и вопити, что отлучен от братии.
А попу
Лазарю и диакону Федору и старцу Епифанию
указано: за
их рЪчи языки рЪзати, а за крестъ — руки
сЪтчи.
А как грамоту вычитали,
руки крестообразно такоже держали и к
народом здымали, и на небо зрЪли. И
приступя старец, в схимЪ был старец,
свЪтлым лицем, уласкаяся, Ивана много
молил, чтобы главу ему повелЪл отсЪтчи.
И
первие взяша палач Лазаря, и два стрельца
под руки, и начаша в зубы ему вставливать
жеребей, и не можаше от трясения рукъ своих.
Онъ же, Лазарь, сам руками своими языкъ
свой исправляше, понеже мал зЪло от
перваго рЪзания, и клещами взять не мочно,
и вырЪзал извнутрь, без останка, от горла,
ножем ни до десятью рЪзал от трясения рукъ
своих, и в ротЪ внутре вырЪзал, и откинул на
землю, аки часть мяса. Онъ же, Лазарь,
проглагола велегласно молитву Исусову,
яко же и первие: «Господи, Исусе Христе,
сыне божий» и прочее.
Народу же всему ту
стоящу, плачющуся, ужасахуся, дивящеся,
ужасни, трепещуще о видЪнии горькия смерти,
со слезами горько вопиюще втайнЪ, бояся
прещения хищника Ивана и мучения,
яко же онЪм, глаголюще: «Господи помилуй!»
Мучитель же уступи мало, плачась, а злое
творя непрестано.
Таже проглагола Лазарь:
«Мужикъ, мужик, скажи царю: «Лазарь без
языка говоритъ, и болЪзни не чюю», и ина
многа. Крови же течаше многое множество, и
два великих полотенецъ обагриша кровию. Он
же, Лазарь, едино кинул в народ, а говорил: «Возьмите
дому своему на благословение!»
И
скоро у Лазаря во ртЪ зажило. Привели в
тюрьму, и я, протопопъ, щупал и гладил во
ртЪ, и не болит, и нынЪ гладко, и струпу не
было.
Потом
же взяша правую руку его и связали
веревкою по завити и
на плаху положили. А все онъ, Лазарь, и сам
исправляше, и топор накладываше, куды
сЪтчи. И отсЪкоша руку его по завити,— а
была протягнута просто,— персти; а какъ
отсЪкли и от, плахи отпала, и сама стала
тако же персти крестообразно, какъ онЪ
проповЪдуют. Онъ же глагола: «Подайте ми
руку». И даша ему. И взяша онъ, Лазарь, руку
и поцЪловал (рука же — такожде персти
стоят, какъ онЪ крестились), и в пазуху
положил; крови же из руки множество шло и
из горла. А говорил Лазарь: «Кровь, де, мнЪ
мешает говорить, а не языкъ». А говорил
Лазарь все явственно и укорял, что, де, «власти
неправедно судят, обольстили царя,
еретики!» И вкупЪ, он и протопопъ, говорили:
«Мы церкви божии и седьми вселенским
собором повинуемся и святых отецъ
предания не предадим, благовЪрия
отеческаго».
Тако
же и диякону языкъ отрЪзали, а руку — от
долони персти все отсЪкли [не усумнЪлся
диякон, уступая старЪйшим].
А
старцу тако же язык отрЪзали, а у руки —
персти по середки все отсЪкли. И они то же
говорили, яко же и Лазарь. А у старца в тих
же днях иной языкъ вырос, каковъ от роду
был, таков же и нынЪ великъ.
И
пришед они в тюрьмы, что было у них от
имения, все роздали и розмЪтали, не
оставили у себя и срачицы, а пищи себе не
приимали в то время <...> 12 <...>, а нынЪ богъ
вЪсть <...> дней.
Сие
списано вкратцЪ в великом гонении и
скорби понеже самовидцы ту быша.
Выпустя
на то время от узъ и окова, хотя похитити;
елико хотяше, претя мукою, преже помянутый
онъ, Пилат, немилостивый мучитель, хищник
и сребролюбец, и с спикулатари своими,
етера грЪшнаго и непотребнаго, паче
же и недостойна имени своего повЪдати
гонения ради о прельстившихся, от «И» —
два и от единаго «Н». Неронова.
4.
«ЗАПИСКА» О ПОСТЕ В 1671 Г.
179-то
(1671) году, Въ великий постъ, протопопъ
Аввакум да попъ Лазарь пища не приимали до
Лазарева воскресения да в ЦвЪтную неделю.
Дияконъ Феодор да Епифаний старець до
суботы пятыя недели пищи не приимали же, да
в Лазарево воскресенье и ЦвЪтную. Прочия
же — в постЪ и молитвЪ, токмо укропом языкъ
прохлаждаше.
[Сущее]
40
дней хлЪба и ничто же не ядохом, токмо воду
теплую хлЪбали, рты парили и горла. Я и
старецъ десять дней сперва и воды не
хлЪбали, да правила было отстали. А дьяконъ
сперва сухари в воду метал и квасную воду
хлебал. И приговорили братиею: «Без
правила поститися худо, станем всЪ воду
хлебать». И по десяти днях стали и мы со
старцом воду хлебать. И дьякон стал
простую же воду хлебать с тЪх мЪстъ.
И
егда совершилося 20 дней, престалъ я паки
воды хлебать, показалося мнЪ такъ
неисправно. И разболЪлася у
меня болезнь в брюхе, стал дух
заниматца. И я поливал грудь водою, и тер
снЪгом, и от тово было лехче. Братия воду
хлебали, не переставая, а дьяконъ квас от
четвертая суботы рядом хлебалъ; а старецъ
в суботы и недЪли елъ, а в тЪ дни воду
хлебал. А Лазарь от начала, какъ почал
воду хлебать, такъ до Лазоревы суботы
совершил.
Меня
заставила скорбь блудить нат квасом на
пятой недЪли: согрешил, простите, а нынЪ
чревом не могу, мыто держитъ. Да воля
господня о всемъ да будетъ!
Дьякон
воды дней з двенатцеть похлебал, а то все
квасом забавлялся крЪпонко. Лазарь
удержалъ, спаси богъ ево. И журили мы их,
какъ они захотели есть да изнемогли, нЪчево
стало дЪлать, благословил я и не хотя.
Егда
же дожили до четвертыя суботы, старецъ и
дьяконъ взалкали, и с тЪх мЪстъ стали по
суботам и по недЪлям ести и пити, а в тЪ дни
постились. А я с четвертыя суботы стал у
себя ротъ полоскать квасом и грудь
попаривать, такъ мнЪ от кислово свободно
дыхание стало, иногда кроха и в горло уиде, а
сам стал паки воду хлебать потолику.
В четверток же пятыя недели поста, начал
трубу закрывать и упалъ на землю. Полежавъ,
очюхнулся, встать не могу, а правило
говорить время. Помыслив, воздохня, отмЪрил три лошки кваса и пять ложекъ воды,
соединя вмЪсто, выхлебал, и, обозрЪлъ,
встал к правилу. И в пятницу хлебнул же
квасу, а в суботу пятую совершил панагию,
сиречь испекъ просвиру и, дЪйствовав,
посвятил ю, и послЪ причастия с укропом
медвяным потребилъ, и квасу хлебнулъ, и в
недЪлю квасу хлебнулъ. И отринувъ вся,
послЪднюю недЪлю не хлебал ни воды, ни квасу
до Лазаревы суботы, лишь ротъ полоскалъ для
правила.
 
|
|
