|
Изучение героической песни наших
предков "Слово о полку Игореве"
закончилось в СССР в 1950 году, когда
монополию в этой области захватил некто
Лихачев. Тогда праздновалось 150-летие
первой публикации поэтического шедевра
Древней Руси. Не берусь гадать, почему, при
наличии академиков и членкоров, подготовку
юбилейного издания в престижнейшей
академической серии "Литературные
памятники" доверили засидевшемуся в
доцентах ленинградцу.
Книга имела успех. Вскоре Лихачеву
присудили Сталинскую премию. Энциклопедия
"Слова о полку Игореве", вышедшая в 1995
году, утверждает, что это издание, "непревзойденное
по своей обстоятельности и научной
значимости". Теперь все авторитетные
издания "Слова" либо Лихачева, либо
сделаны под его редакцией, либо с его
разрешающей визой. Его трактовка
произведения, прямой и объяснительный
перевод, комментарии признаны образцовыми.
Посредственность — еще не самое страшное в
науке. При усердии она тоже может принести
пользу. Трагедия, когда такой ученый,
облеченный диктаторской властью,
навязывает раболепным зависимым коллегам
свои измышления и подлоги как выдающиеся
открытия и единственно верные решения.
Угодливо поддакивали Лихачеву ведущие
филологи И.Белодед (Украина) и М.Булахов (Белоруссия).
Соревновались в исполнительности.
В результате любой абсурд питерского
академика, а их у него тьма-тьмущая,
почтительно повторялся авторами других
книг, засорял учебники и хрестоматии с
многомиллионными тиражами, внушался
школьникам и студентам. Обмануты целые
поколения русских, украинцев и белорусов,
введены в заблуждение наивные библиофилы.
У мнимого светоча науки хватало невежества.
Элементарный пример. Лихачев называет
Ярославну "юной женой Игоря". В издании
на английском языке — "второй женой
Игоря". Евфросинья — средняя из трех
дочерей галицкого князя Ярослава Осмомысла.
Старшая лет за 20 до злосчастного похода
была выдана замуж за венгерского короля.
Давно была к этому времени замужем за
владетельным австрийским графом и младшая
из сестер Верхуслава. Свадьба Игоря и
Евфросиньи не отмечена летописями. По
косвенным данным, они поженились в 1169 или 1170
году. В поход князь Игорь уходил отцом пяти
сыновей и дочери, родных внуков Ярослава
Осмомысла. Последнее легко доказать.
"Юная жена" — выдумка Лихачева,
объясняющего этим отсутствие в "Плаче
Ярославны" молений за княжичей Владимира
и Олега, попавших в плен вместе с отцом. У
него ведь нет гипотезы об авторе "Слова",
он не понимает, что сочинял "Плач"
молодой песнотворец, холостяк, которого
дети не интересовали, желавшего только
показать супружескую любовь и верность
Ярославны. В поэме "жены русские
восплакались" по милым ладам, но не
матери по сыновьям.
Слабо зная древнерусский язык, академик,
увы, был профаном в диалектах. Словарем Даля
не пользовался и зачастую делал
анекдотические переводы. Например, певец
старается представить себе, как вещий Боян
воспел бы полки Игоря, идущие на половцев,
"летая умом под облакы, свивая славы
обаполы сего времени..." Диалектизм "обаполы"
(по моей гипотезе, автор — брянец, в поэме
свыше 150 брянских слов и выражений) имеет 16
значений. Тут подходит значение "вокруг".
У Даля: "Обаполы яруги тяпник" — вокруг
оврага мелкий кустарник. Таким образом
перевод таков: "сплетая славы вокруг
нынешнего времени". Лихачев же блеснул
фантазией.
Диалектизм разделил на два слова "оба"
и "полы". Перевел: "свивая славу
обоих половин сего времени". Что за
половины такие? Вместо нормального
простого перевода из-за невежества
нагромоздил гору вымыслов: "соединяя (воедино)
славы обеих половин этого времени (славу
начальную и конечную времени этого
повествования — от "старого Владимира до
нынешнего Игоря")".
Это надо придумать — "славу начальную и
конечную времени того повествования"! Но
таким чудовищным вымыслом дело не
кончилось. Слово "полк" могло значить и
собственно "полк", и "поход". В
заглавии соответствует "походу". Здесь
речь про "храбрые полки", которые Игорь
"навел (нацелил) на землю Половецкую".
Речь о сегодняшних конкретных полках,
которые мог бы воспеть Боян, "свивая
славы вокруг нынешнего времени",
Лихачева не устраивает.
Он сочинил половины времени от "старого
Владимира до нынешнего Игоря". Реальные
полки Игоря не годятся. И появляется
перевод: "Вот бы ты походы (полки) те
воспел". В объяснительном переводе: "эти
походы". Лихачев мечется. А всего-навсего
требовалось грамотно перевести диалектизм
"обаполы".
Недавно я прочел в печати рассуждение, что
"бусый волк" в "Слове" не должен
переводиться как "серый волк". Я опешил:
откуда в поэме взялся "бусый волк"? С
первого печатного издания там был "босый
волк". Оказывается, еще полвека назад
Лихачев, не пожелавший биться над разгадкой
"босого волка", заменил его на "бусого".
Да разве можно по подлогам Лихачева изучать
Игореву песнь! Я посмотрел современные
хрестоматии по древнерусской литературе.
Везде по-Лихачеву волка сделали "бусым".
Подлоги покойного живут и ныне...
Брянцы про мчащегося человека говорят: "Побег,
как босый волк". В их говоре "босый волк"
— это волк после весенней линьки,
сбросивший тяжелую зимнюю шерсть, ставший
легче и быстроходней.
У Лихачева брат Игоря, Всеволод — буй тур, в
объяснительном переводе "буйный тур".
Но по-брянски буй — большой, могучий. Когда
автор "Слова" подчеркивает его отвагу,
то дважды называет "яр туре". По
телосложению Всеволод — настоящий
богатырь.
Не гнушаясь выдумкой, Лихачев без стеснения
вводит в заблуждение читателей. Игорь,
прятавшийся от погони в прибрежных
зарослях, благодарит Донец за то, что "стрежаше
(стерег) его гоголем на воде, чаицами на
струях (на стремнинах), чрьнядьми на ветрах".
Как и Лихачев, его предшественники не
понимали диалектизма "чаицы". Думали,
что это "чайки". Удивлялись, как чайки
стерегли покой Игоря на стремнинах, на
быстром течении, когда они и плавать не
умеют.
Некоторые предлагали перестановку: "чернядями
на струях, чайкими на ветрах". Ошибка
простительная, старались соблюсти истину.
Лихачев беззастенчиво пишет: "Чайки...
очень пугливы и издали замечают
приближение человека". А Брем называет
чайку полудомашней птицей. Она совершенно
не боится человека. Ворует рыбу из ведерка
зазевавшегося удильщика, идет за плугом,
выклевывая червячков.
Чтобы усилить правдоподобие своей выдумки,
Лихачев в древнерусском тексте вместо "чаицы"
пишет "чайцы", прекрасно зная, что
буква "й" появилась на шесть веков
позже. Но "чаица" по-брянски — "чибис".
Очень бдительная птица. А. Брем замечает,
что "осторожность чибиса делает ему
честь, но огорчает охотника".
Я осветил лишь мелкие лукавства академика.
Есть грехи и покрупнее.
У добросовестно учившихся в 8-м классе
отложилась в памяти первая фраза "Слова":
"Не лепо ли ны бяшет, братие, начяти
старыми словесы трудных повестий о пълку
Игореве, Игоря Святъславлича". И перевод
Лихачева: "Не пристало ли нам, братья,
начать старыми словами печальные повести о
походе Игоревом, Игоря Святославича?"
Фраза и перевод неверны. Переписчик
пропустил в оригинале прямое дополнение.
Лихачев в переводе допустил произвол.
Для восстановления грамматического и
смыслового порядка в предложении,
открывающем поэму, надо было вернуть на
место пропущенное прямое дополнение. Что
начать: слово, песнь, повесть? К счастью, в
следующем предложении имеется подсказка-улика:
"Начати же ся тъи песни по былинам сего
времени, а не по замышлению Бояню". Какой
"той песни"? А что называлось в первом
предложении. Итак: "Не лепо ли ны бяшет,
братие, начяти старыми словесы трудных
повестий песнь о пълку Игореве, Игоря
Святъславлича".
Лихачев особо не мудрствовал. Нет прямого
дополнения? Сделаем. Разрушил
словосочетание "старыми словесы трудных
повестий", оторвал "трудные повести",
стоявшие в родительном падеже
множественного числа, изменив падеж,
превратив в прямое дополнение. Не решился
заодно множественное число заменить на
единственное. Упущение. И потонул в
несуразностях. Сплошные казусы.
Первое. Автор об одном-единственном походе
почему-то собирается сочинять несколько
повестей. Хватило бы одной любого объема.
Второе. Удивляет выбор жанра. Дружинный
певец не мог создавать плаксивые печальные
повести. Попробовал бы он их исполнить
своим боевым товарищам под переборы гуслей.
Лихие рубаки, любители веселья, вина и
женщин, его бы побили. У него героическая
песнь.
Третье. Если автор твердо намерен петь по-новому,
то зачем поминать ненужные ему "старые
слова"? Тут явно что-то не так, и "старые
словесы", яростно отвергаемые, имеют
другое значение.
Четвертое. Почему предложение трактуется
как вопросительное? Он не колеблется с
выбором, автор "Слова". Опять
невежество академика. Он считает частицу
"ли" только вопросительной, она же в XII
веке могла быть и утвердительной. Именно
как "же" переводят ее в диалоге Игоря с
Донцом (правда, бедовый Лихачев заменяет ее
в оригинале на "ти"). Как "же" понял
ее здесь Пушкин с его чутьем.
И, наконец, пятое. Совершающему подлоги
Лихачеву не хватает мужества идти в них от
конца, из-за чего он сразу же уличается. Не
решился поменять в "повестях"
неуместное после перелицовки фразы
множественное число на единственное.
Сделав предложение вопросительным, оставив
отрицание "не", а оно ломает
вопросительную интонацию. Всякий
нормальный человек спросит без него:
пристало ли, следует ли?
Вот сколько ляпсусов в одном первом
предложении образцового текста Лихачева.
Встав на неправедный путь приспособления
текста к своему далеко не бесспорному
пониманию, он вынужден и дальше совершать
подлоги. Вторая фраза поэмы ясная, легкая
для перевода, но, исказив первую, Лихачев не
может нормально перевести и вторую.
Оригинал: "начати же ся тои песни по
былинам сего времени, а не по замышлению
Бояню".
Лихачев: "Пусть начнется же песнь эта по
былинам нашего времени, а не по замышлению
Бояна".
Об идентичности текста оригинала и
перевода не может быть и речи. "Та песнь"
стала "этой", дательный падеж уступил
место именительному, добавлено
отсутствующее в оригинале "пусть".
Причина понятна: Лихачев не восстановил в
первом предложении "песнь" и назвать
ее во втором "той" нелогично.
Приходится ловчить.
Аналогичные или похожие ошибки делали и
предшественники Лихачева. Но они честно
заблуждались. Академик пошел дальше. Свою
извращенную трактовку решил "доказать".
Идя на заведомые подлоги, сознательно вводя
в заблуждение ради престижа непогрешимого
авторитета. Расскажем подробней.
Энциклопедия "Слова о полку Игореве"
под редакцией верного лихачевца О.В. Творогова
источает восторги "Объяснительному
переводу" Д.С. Лихачева. На самом деле, это
кощунство, средство для любого произвола
над оригиналом, при помощи которого легко
доказать, что угодно. Настаиваю на запрете
перепечатки этой иезуитской выдумки. "О.п."
разбит на главки, каждая снабжена
аннотацией. Ограничимся главкой. Важен
принцип: "Автор "Слова" отказывается
начать свое повествование (первый подлог.
Неуместные своими тональностью и
множественным числом "печальные повести"
заменяются на удобное нейтральное "повествование".
Только по какому праву?) в старых выражениях
(второй подлог: автор отказывается от "старых
словес" вместе с "трудными повестями",
Лихачев их разделил) и хочет вести его ближе
к действительным событиям своего времени (академик
не знает, что "печальные повести" были
современными, посвящались оплакиванию
неудачи похода Игоря. Они содержали "старые
словесы" — отнюдь не "старые слова"
и не "старые выражения". Ему это
недоступно); он характеризует старую (очередной
подлог, "замышление" в оригинале
эпитета "старое" не имеет) поэтическую
манеру Бояна". Перевод: "Не пристало ли
нам, братья, начать старыми (старинными)
выражениями горестное повествование (а это
героическая песнь) о походе Игоревом, Игоря
Святославича? — (Нет) начать эту песнь надо,
следуя за действительными событиями нашего
времени, а не по (старинному) замышлению (способу,
плану, приему) Бояна...”
Лихачев вообразил, что таинственные "старые
словесы" — элемент поэтической манеры
("замышления") Бояна и буквально за
волосы тащит их из первого предложения во
второе. "Старые словесы" сделал "старинными",
"старинное" у него теперь и "замышление",
которое и старым никогда не было. Дикий
произвол. Финита: "Боян... свои вещие
персты на живые струны возлагал; они же сами
собой (без всяких усилий, в привычных старых
выражениях, "старыми словесы") князьям
славу рокотали".
Цель достигнута, "старые словесы"
намертво примонтированы к "замышлению
Бояню". Мнение Лихачева известно.
Посмотрим, как объясняют "старые словесы"
научные справочники. С большим уважением
отзываются отечественные филологи о
словаре-справочнике "Слова о полку
Игореве". Его составительница В.Виноградова
перед моим докладом в Институте русского
языка АН СССР выразила возмущение (прислала
письменный отзыв из Ленинграда), что я в
своих публикациях не использую ее
справочник. Я ответил, что из детских
штанишек давно вырос, знаю неизмеримо
больше Виноградовой.
Смотрим хваленый справочник: "старый"
— 2. Давно известный, давно знакомый: Не лепо
ли ны бяшет, братие, начяти старыми словесы
трудных повестий о пълку Игореве, Игоря
Святъславлича"! Повторение лихачевского
мнения с неожиданным "!" вместо "?"
В статье по лексеме "слово" — "склад
речи, манера выражения". И опять
цитирование все того же неверного перевода
Лихачева.
Виноградова могла не знать истину, писала в
1978 году. В 1987 году после 20 лет борьбы с
лихачевцами я фантастическим тиражом 980 тыс.экз.(!)
напечатал свой перевод, где опровергнуты
все ошибки, вымыслы, перелицовки и подлоги
академика. Какова реакция лихачевцев?
Гробовое молчание. Хуже того, энциклопедия
"Слова о полку Игореве", разбирая 147
переводов поэмы в 1995 году(!), включая
малограмотные, курьезные и даже неизданные,
моего "не заметила".
Вы будете смеяться, когда я сообщу, что же
такое на самом деле "старые словесы".
Творогов знает. Идет на сознательный обман:
"В наше время (1995 год, разгадку я дал в 1987
году. — В.С.) преобладает мнение о
противопоставлении автором "Слова"
своего слога какому-то прежнему,
обусловленному традициями жанра. Д.С.Лихачев
считает, что старые слова (только так
переводят "старые словесы". — В.С.)
противопоставляются "каким-то новым,
теперь принятым". Вот бы и привести эти
"новые слова", сменившие "старые".
Всех превзошел в рвении угодить Лихачеву
автор учебника для вузов "История
древнерусской литературы" В.Кусков: "Этот
стиль (Бояна) был афористичен и образен (свидетельство
высшего мастерства. — В.С.). Автор "Слова",
восхищаясь этой манерой, избирает иной путь
художественного изображения". Любопытно,
какой? Многословный и без образов? Спасибо
за дикий вымысел, ничем не подтвержденный.
Певец похода Игоря не был сумасшедшим или
ничевокой.
Вопреки Лихачеву и его тупым подголоскам, в
"Слове" широко используется
богатейшее поэтическое наследие Бояна, его
удивительные сравнения, метафоры,
метонимии, красочные эпитеты. На протяжении
всего своего произведения автор
неоднократно цитирует, перепевает,
имитирует "соловья старого времени",
называет Бояна "вещим", "смысленым",
"внуком Велеса", бога поэзии.
Существительное "слово" имело в
древнерусском языке 28 значений. Наши горе-ученые
ухватились за первые: слово, слог. Им в
голову не пришло, что "Слово о полку
Игореве" — не первое художественное
произведение о поражении Игоревой рати.
Такого разгрома, как в мае 1185 года, русичи в
борьбе с половцами еще не терпели. Тысячи
воинов погибли, пять тысяч, во главе с
четырьмя князьями, попали в плен. Страшная
весть прокатилась по всей Руси.
Несчастных жалели и оплакивали. Пишущие
люди откликнулись "печальными повестями".
Фрагменты двух использованы в летописях.
Среди грамотных преобладали лица духовного
звания. Они обильно цитировали Библию.
Поусердствовали странствующие монахи,
кормившиеся, читая мирянам истории с
религиозной моралью. Они объясняли неудачу
Игоря Божьим наказанием ему за грехи.
Новгород-Северский князь и сам так думал.
Великий русский патриот он только в "Слове"
и опере Бородина. А так рядовой удельный
князь, не упускающий случая поживиться.
Подвернулся слабо защищенный русский город
Глебов. Игорь его "взял на щит" (захватил),
разграбил, кого убил, кого угнал в рабство.
Единоверцев православных христиан. Вот
Господь и покарал нечестивца. Игорь с
плачем кается, тужит, что нет ему прощения. В
печальной повести.
Когда год или два спустя его дружинный
певец вернулся из плена, о походе бытовали
только такие слезливые рассказы. От
уснащавших их ветхозаветных назиданий
тошнило. И его, и товарищей-дружинников —
лихих рубак, любителей веселья, женщин и
вина. Не последний поход. Будут еще удачи. Он
же воспоет доблесть, с которой малое войско
три дня противостояло всем половецким
ордам.
Догадались, что такое "старые словесы"?
Никакие не старые слова, выражения, слоги.
Это ветхозаветные поучения. "Словами"
называл свои поучения знаменитый
проповедник, игумен Киево-Печерского
монастыря Феодосий, огромный успех имело
"Слово о законе и благодати"
митрополита Илариона, красноречиво "Слово
на антипасху" архиепископа Кирилла
Туровского, дошли до нас анонимные "Слово
како чтите презвитера", "Слово о злых
женах" и прочие.
Это все поучения. Современные и на
современные темы. Писатели "печальных
повестей" щеголяли ученостью, цитировали
ветхозаветные поучения из Библии. Они были
избитые, надоевшие, часто повторявшиеся
разными проповедниками. Против них и
восстал певец похода Игоря, вольнодумец,
яркая творческая личность. Он сумеет так
рассказать о поражении, что иным так и о
победе не сочинить. "Старые словесы"
тут не годятся, только отпугнут читателя.
Зато богатая красками палитра Бояна как
нельзя кстати.
“Не гоже ведь нам, братья, начать
ветхозаветными поучениями скорбных
повестей песнь о походе Игоря, Игоря
Святославича.
Начаться же той песни с событий нынешнего
времени, а не по обыкновению Бояна”.
Первая редакция этого моего перевода была
написана в 1967 году. Она исправляла все
искажения, внесенные в древнерусский текст
Лихачевым, устраняла несуразности его
перевода. Мои попытки опубликовать перевод
или хотя бы крупные его фрагменты
отражались Лихачевым и лихачевцами. На
публикацию требовалось одобрение ученых.
Кто себе враг, выставит себя на посмешище?
Таким образом, еще 33 года назад вся та
скверна, в которую погрузили поэтическое
сокровище русских, украинцев и белорусов,
могла быть выметена. Мои рукописи посылали
в Пушкинский дом. Меня не критиковали, не
оспаривали. Не находили аргументов. Давили
авторитетом. "Рекомендую воздержаться от
публикации", — такова была стандартная
резолюция Лихачева. Издатели пугались.
Лживая трактовка процветала, Лихачев
получал премии и награды.
Д. Лихачев абсолютно неверно перевел "старые
словесы", грубо исказив намерения автора
"Слова". Ошибочно и понимание им "замышления
Бояню". Это "не старая поэтическая
манера". Боян любил свою песнь-славу
современному князю предварять
историческим прологом о подвигах его
предков. С подачи Лихачева в учебниках
пишут, что Боян будто бы пел еще Ярославу
Мудрому, его брату Мстиславу Храброму,
красавцу Роману Святославовичу. Он жил
значительно позже, поминал их в своих
прологах.
По вине Лихачева родилась крылатая фраза,
которой на собраниях урезонивают
разговорившихся выступающих: "Давайте не
растекаться мыслью по древу". Напоминаю,
что список у Мусина-Пушкина был дефектный, с
пропусками букв и слов. Первое предложение
лишилось прямого дополнения "песнь". В
третьем предложении, как проницательно
заметил Пушкин, пропустили "славия" (соловья).
Лихачевское переписывание из левой колонки
в правую неправильно считать переводом на
современный язык. Он переписывает "замышление",
а такого слова сейчас вообще нет, "светлое
солнце", мы же говорим "ясное солнце",
у него Боян "растекался мыслию по древу".
Даже если не догадаться, что пропущен "славий"
(соловей), то все равно ошибочно и "растекался",
в данном случае — "носился" (так верно
понимал Пушкин, но Лихачев его игнорирует),
не "мыслию", а "в воображении" (в
поэме "мысль" встречается 5 раз и
всегда в переносном смысле).
Мой перевод: "Боян... носился в
воображении соловьем по дереву, серым
волком по полям, сизым орлом под облаками..."
Пушкин обратил внимание на то, что образ с
соловьем повторяется: "Скача славию по
мыслену древу". Лихачев просто
переписывает "скача", а древнерусские
слова были многозначны, что искупало малое
их количество. Я перевел: "порхая по
воображаемому дереву".
Верный лихачевец О.Творогов в учебном
пособии "История русской литературы X-XVII
веков" — под редакцией, естественно,
Лихачева, отмечает в поэме "понятие
воинской чести", с ошибками цитируя "лучше
потяту быти (правильно "луце ж бы потяту
быти"), чем полонену" (в оригинале: "неже
полонену быти"). Результат очередного
недомыслия Лихачева. Ни одной ошибки не
исправляет.
Солнечное затмение застало войско Игоря на
9-й день похода. Автор, чтобы подчеркнуть
бесстрашие князя, переносит его в начало
поэмы, когда только собрались выступить в
поход. Затмение считалось дурным
предзнаменованием. Игорь может перенести
дату, никто не осудит, но он призывает
садиться на "бръзыя комони".
Лихачев был обязан знать, что Игорь
приятельствовал с Кончаком (полуправославным,
его мать — грузинская царевна Будур), его
сын Владимир обручен с дочерью хана. Из
уважения к Кончаку половцы никогда не
нападали на владения Игоря, отмени он поход,
никто его бы не осудил, а ему и его дружине
никакой бы половецкий плен не грозил.
Заявление Игоря непонятное.
В 1980 году "Литературная Россия"
опубликовала немалым тиражом мою статью
"Со дна глубокого колодца", содержащую
разгадки ряда "темных мест" поэмы, в
том числе и таких, которые Лихачев и его
мудрая команда считают понятными. Там
объяснено, что на самом деле сказал Игорь,
устранена порча текста поздним
переписчиком времен татарского ига.
Редколлегия энциклопедии "Слова"
применяет обычную тактику. Истина этих
лжеученых не волнует, спасают репутацию.
"Не заметили" моего перевода,
разгромного для трактовок Лихачева.
Упоминая меня 4 раза, пересказывают мою
гипотезу об авторе "Слова", перечисляя
некоторые мои публикации, не разбирают
перевода ("не видели", мал тираж: 980
тысяч экземпляров!), "не заметили"
опасной статьи.
Диалектизм "полошить" (пугать)
некоторые переписчики не понимали. Так в
"Слове о погибели Русской земли"
возникла заумная фраза, что Владимиром
Мономахом половцы "дети свои ношаху в
колыбели". Ученые предположили, что
утерян предлог, половцы детей своих
Мономахом "поношаху" — ругали. Выручил
старообрядческий список: там "полошаху"
— пугали.
Летописный Игорь на просьбы напуганных
затмением своих дружинников вернуться
заявил: "Если мы вернемся, не бившись,
позор нам будет пуще смерти". Вот и
разгадка ошибки переписчика, убоявшегося
татарского полона. Для Игоря лучше было
зарубленным быть, чем напуганным быть.
Исправление не внесено поныне.
Все свои абсурды Лихачев сочинил в 40 с
небольшим, потом лишь повторял, никогда не
признавая греховности содеянного, не
исправив ни одной ошибки, не устранив
подлогов.
В поэме "див кличет връху древа". По
Лихачеву, "див — это божество восточных
народов, сочувствующее им, а не Руси". С 1967
года я в лекциях от общества "Знание", в
научных докладах, в публикациях объяснял,
что "див" — усеченная форма
прилагательного "дивий" — "лесной",
то есть "леший". Последнее слово вошло
в литературный язык в XVII веке из
новгородских говоров, где вместо лесной
говорят леший: лешие трава, ягоды, цветы
персонаж фольклора. Энциклопедия дает мое
объяснение, но оставляет без оценки.
В хрестоматиях поныне печатается бредовая
выдумка предшественников Лихачева, которую
он своим авторитетом канонизировал: "збися
див" — "взбился див" (Лихачев).
Движение полков Игоря встревожило зверей:
поднялся звериный свист. Вблизи — по-брянски
"зли". Переписчик не понял, написал
никогда не существовавшее "зби". К
ошибке присочинили частицу "ся".
Доколе быть абсурду?
Перевирались самые простые фразы. Игорь
заявил, что хочет с дружиной "Копие
приломити конецъ поля Половецкого" после
победы, когда оно станет ненужным.
Равнозначно нашему "воткнуть штык в
землю". Лихачев переводит: "в начале
поля Половецкого". Логика академика не
поддается объяснению.
Сейчас, в годовщину 200-летия первой
публикации “Слова о полку Игореве” пора
честно и справедливо всмотреться в
заштампованный нимб святого, исправить
учебники и хрестоматии по древнерусской
литературе.
Опубликовано в газете "Завтра"
№ 23 (340), 6 июня 2000 г.
|
