Современному образованному человеку хорошо известно западноевропейское средневековое рыцарство — по школьным учебникам, музейным экспозициям, иллюстрированным книгам, романам Вальтера Скотта и их экранизациям, другим кино- и телефильмам. Только подумаешь: рыцари — и тотчас же вспоминаются впечатляющие турниры, бескомпромиссные поединки, крестовые походы, Ледовое побоище, Грюнвальдское сражение... Очень многие знакомы и с оригинальной средневековой литературой, с героями скандинавских саг, кельтским королем Артуром, английским Беовульфом, французским Роландом, испанским Сидом, немецкими Зигфридом, Парсифалем, Лоэнгрином, с не ведающей национальности любовью Тристана и Изольды.

      Казалось бы, уж о ком, о ком, а о рыцарях мы знаем всё или почти что всё. Однако мало кто задумывался, что эти закованные в латы благородные воители с их особым кодексом чести и философией жизни — всего лишь заключительный аккорд давних и вненациональных традиций, корни которых уходят в глубокую индоевропейскую древность. В самом деле, откуда вообще взялись рыцари? Кто породил рыцарскую идеологию, мораль и правила поведения? Первоначальное значение слова "рыцарь" — "всадник" (именно сильно искаженное немецкое слово Reiter — "всадник" породило понятие Ritter, а затем через польское rycerz — и русское слово "рыцарь").

     Подобные хорошо вооруженные, облаченные в доспехи всадники — герои народного эпоса — прекрасно известны во многих древних культурах — индоевропейской, тюркской, монгольской, тунгусо-маньчжурской, китайской, тибетской, финно-угорской и др. Они скитаются по всему свету, защищая родную землю от врагов, помогают обиженным и угнетенным, заботятся о процветании народа. Они отважны, благородны, самоотверженны, добродетельны, исполнены высшими идеалами и всегда уверены, что святая правда и провидение на их стороне. Иногда они странствуют в одиночку, иногда — в окружении преданных друзей, всегда готовые прийти на помощь и вступить в сражение с любой темной силой.

     Вам ничего это не напоминает? Ну, конечно — перед нами хорошо знакомые былинные богатыри — Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович, Святогор, Вольга, Дунай и другие. Чем они отличаются от странствующих рыцарей? Практически ничем! Непонятно одно: в какую конкретную эпоху они жили. Вроде бы былины подсказывают точный ответ: князь Владимир, например, — вполне историческое лицо, из летописей известно и когда он жил и где правил. Но Владимир Красное Солнышко — заведомо собирательный образ, объединивший в себе двух реальных князей —Владимира Святого и Владимира Мономаха — и привязанный к более поздней татаро-монгольского ига. Более того, происхождение образа Красносолнечного князя вообще теряется в таких безднах. Что захватывает дух — но об этом чуть позже. Истинные же корни русских богатырей и всего рыцарства восходят к несравнено более древним временам.

     В 1982 году вышла в свет книга Франко Кардини "Истоки средневекового рыцарства" (ее перевод на русский язык опубликован в 1987 году). Как видно уже из названия, автор ставит целью — выявить исходные точки самого феномена рыцарства. Его духовные начала ученый видит в традициях первобытного шаманизма, а практику — в кочевническом богатырстве. Рыцарь и богатырь неотделимы от коня, поэтому временные параметры определяются достаточно просто: лошадь была одомашнена не ранее третьего тысячелетия до новой эры, следовательно, странствующие на конях богатыри не могли появиться раньше указанного времени. Впрочем, раньше и не надо!

     Наше культурно-историческое поле по сей день во многом представляет собой нераспаханную целину. Мы даже не подозреваем, какое богатство таится под ее нетронутым травяным покровом. Нас продолжают уверять, что героический эпос представляет собой продукт исключительно художественного творческого и чистого вымысла. В действительности же архаичный фольклор (куда относится большинство русских былин) — это закодированный в системе устойчивых образов-клише знания о древнейшем прошлом наших предков. Уже в XIX веке было обращено внимание на поразительное совпадение русских былинных богатырей с героями персидского эпоса, хотя вывод из этого неоспоримого факта делался неправильный: дескать, русские былинные образы заимствованы из древнеиранской культуры. Даже доспехи — кольчуги и остроконечные шлемы — у русских и иранских витязей похожи, не говоря уж о том, что одного из главных героев древних персидских сказаний зовут Рустам (Рустем), то есть налицо иранизированное имя одного из праотцев русского народа — Руса.

     Что же должно означать подобное совпадение? Только одно: у русских и иранских богатырей общие корни, общие предки, общие традиции. В данном плане Франко Кардлини прослеживает исторические корни рыцарства не только до парфян — преемников Персидской державы, — но даже до скифов и киммерийцев — хозяев евразийских степей в античную эпоху. Он совершенно правильно обращает внимание на то, что уже тяжеловооруженные сарматкие всадники — катафрактарии, вместе с конем облаченные в пластинчатые латы — даже по виду своему напоминают позднейших средневековых рыцарей.

     Иногда дело представляется таким образом, что русские богатыри находятся на службе стольнокиевского князя. Ничего подобного! Вчитайтесь хорошенько в былины и вдумайтесь: и киевский князь, и русские богатыри — каждые сам по себе. Былинные богатыри достаточно самостоятельны и независимы от великого князя: захотят дружить с ним — дружат, не захотят — ищи ветра в поле. И уж никак нельзя сказать, что богатыри находятся в вассальной зависимости от князя. Они служат вовсе не ему, а общерусскому делу — защите родной земли и ее населения, руководствуясь исключительно собственным свободным решением.

      Этим, в общем-то, и объясняются многие на первый взгляд странные особенности былинных сюжетов. Богатыри вечно находятся в дальней и долгой отлучке, за ними надо посылать, их надо разыскивать, а, разыскав — еще и упрашивать. Впрочем, когда речь идет об опасности, нависшей над Родиной, упрашивать никого не надо. Только вот Киевский князь здесь ни при чем.

Почему же так часто не оказывается русских богатырей при дворе князя? Да потому, что они странствующие богатыри и занимаются именно тем, чем и положено заниматься странствующим рыцарям. Кстати, феномен странничества уходит в такие дальние глубины истории, когда, судя по всему, коня как верного спутника богатыря еще и в помине не знали. В самом деле, странствующий герой Гильгамеш передвигается в основном пешком, сыны Калева — пешком и на лодках. В челне путешествует и Лебединый рыцарь Лоэнгрин, известный по средневековым сказаниям, что доказывает глубочайшую древность самого образа. То же можно сказать и о "лодочных героях" русских былин — Садко и Соловье Будимировиче. Давно уже высказывались предположения, что, вопреки сложившемуся мнению, именно они наиболее архаичные персонажи русского героического эпоса.

Я всегда разделял данную точку зрения, а недавно она нашла лишнее подтверждение. Просматривая в очередной раз дореволюционные издания фольклора, наткнулся на текст, мимо которого прошли последующие публикаторы. Он был записан на Терском берегу Белого моря от сказительницы Ольги Вопиящной и опубликован в 1908 году в сборнике "Былины новой и недавней редакции из разных местностей России". Речь идет о тексте, посвященном сватовству Соловья Будимировича к Забаве Путятишне. Вообще-то эпическое сватовство — сюжет, достаточно популярный в устном народном творчестве разных народов. Традиционен он и для русских былин. Практически все русские богатыри перебывали в роли удачливых или неудачливых женихов. Исключение — разве что старый холостяк Илья Муромец: у него, правда, есть внебрачный сын (по другим вариантам — дочь), о чем подробнее будет сказано ниже.

     Былина о сватовстве Соловья Будимировича тоже не в диковинку. Однако ее вариант, который на сей раз привлек внимание, совершенно необычен: в нем просматривается архаичный пласт, уходящий в самые глубины древнейшего индоевропейского — и даже гиперборейского — мировоззрения. Имеются в виду времена, когда прапредки современных этносов поклонялись Солнцу и имели четко выраженную солярную идеологию. Так вот в былине, записанной на Терском берегу, невеста Соловья Будимировича Забава Путятишна (чьей, впрочем, она невестой только не была!) совершенно неожиданно оказывается внучкой Солнца. Именно к нему на небеса с помощью вихря вынужден отправиться былинный герой и через свою суженую просить согласия на брак:

     Такой поворот былинного сюжета оказался неожиданен и непонятен даже для самой исполнительницы, и былина осталась не записанной до конца (потому, видимо, приведенный вариант больше нигде не публиковался). Кроме того, поначалу в былине речь шла о князе Владимире Красном Солнышке, который находится в Киеве в своем дворце. Но затем вдруг Владимир-Солнышко становится просто дедушкой Солнышком и перемещается на небо. Для исполнительницы, механически запомнившей и воспроизводившей сюжет, подобное выглядело полной абракадаброй, и она вряд ли понимала то, о чем пела. На самом же деле неграмотная крестьянка совершенно непроизвольно запомнила и сохранила в своей памяти осколки древнего солярного мировоззрения. И Владимир в данном контексте оказывается не стольнокиевским князем, жившим на рубеже 1-го и 2-го тысячелетий, а древним индоевропейским властителем Вселенной. Ибо имя Владимир означает "Владеющий миром", а в сочетании с названием дневного светила получается имя древнего солярного божества — "Владеющее миром Солнце".

     Маловероятно, что имя В(о)лодимир, образованное из двух слов — “волод” и “мир”, изначально появилось как сложносоставное. Скорее всего, оно долго циркулировало в укороченной форме из двух простых слов. Его корневая основа — древнейшая, она породила интереснейшие лексические цепочки. Исходной основой следует считать глагол “володеть” — “владеть”, “властвовать”, “править” и существительное “волость” — 1) “сила”, “могущество”; 2) “власть”; 3) “территория”, “округа”, “область”, “государство”. Корень “вол” лег в основу таких разносмысловых понятий, как “вол” — “бык”, “крупная скотина”, “волос” — “растительность на теле”; Волос (Велес) — “скотий Бог” у древних славян, хотя имя Волоса (Велеса) скорее объединяет оба смысла: первоначальный — “сила, “могущество” и тот, что относится к крупному рогатому скоту; “волхв” — “жрец”, “колдун”, “чародей”; “воля” — “целеустремленность” и др.

     Корень “вол” путем чередования гласной трансформировался в другой не менее продуктивный корень “вел”. Сама дифференциация корней произошла в период распада индоевропейской общности языков — при сохранении единого смысла (ср.нем. Welt: 1) “мир”, “свет”, “вселенная”; 2) “мир”, “человечество”, “люди”; 3) “сфера”, “среда”). В русском языке оба корня нередко выступали как равнозначные: ср. “волос” — “Велес”, “волот” — “великан”, “воля” — “веление”. В ряде случаев корень “вел” играет вполне самостоятельную роль: “вельми” — “сильно”, “очень”; “великий” — “очень большой” и “превосходный”; “величать” — “превозносить”; “вельможа” — “сановник” и т.д.

     С точки зрения расшифровки закодированных древних смыслов несомненный интерес представляет также имя одного из старших былинных богатырей — Вольга. Во многих текстах былины, записанных в разных местах, он именуется Волхом, то есть “волхвом”. В дальнейшем в народном представлении, как было показано выше, архаичный образ Вольги слился с исторической фигурой другого волхва — Олега Вещего. Представляется, однако, что в имени Волх (Вольга) скрыт еще один более глубокий пласт, связанный со старославянским названием “великана” — “волот” (оба слова — однокоренные). Волх Всеславич он и волхв, и волот (Великан). Это многое проясняет в этом весьма загадочном былинном образе, естественно вписывающемся (вместе с исполином Святогором) в общекультурную концепцию и легендарную историю, согласно которой в древнейшие времена на земле обитала особая раса людей-великанов.

      Таким образом, первоначальный смысл древнего имени Владимир — Властимир можно реконструировать в триединстве своих значений: Мир как 1) Вселенная; 2) народ; 3) согласие. В последнем смысле русское слово напрямую заимствовано из арсенала древнеарийской идеологии и мифологии, где Солнцебог мира и согласия прозывался Митрой. С его именем связана история тайного учения митраизма, которое в форме манихейства дожило до Средневековья и тесно переплелось с судьбой рыцарства и различных ересей. Все это имеет непосредственное отношение к теме данного эссе.

* * *

     Итак, рыцарство имеет гораздо более древние и глубокие корни, чем это представляется на уровне современного обыденного сознания. Многие эпические герои Древности — это предтечи средневековых рыцарей. В свою очередь, странствующие богатыри (не обязательно конные) также были распространены по всему миру. В их числе и бессмертная плеяда русских богатырей, которые действовали и в одиночку, и в составе богатырского содружества, точнее — братства. Индивидуальные подвиги и сражения — безразлично, с фантастическими ли чудищами типа Змея Горыныча, изощренными ли душегубами, вроде Соловья-Разбойника или несметными ордами разорителей Русской земли — нас в данном случае не интересуют. Нас интересует исключительно богатырское братство. Что это за структура? Откуда она взялась? Какова ее идеология? И как русское богатырское братство сопряжено с традиционными рыцарскими орденами?

     Сразу же отвечаю на последний вопрос: сопряжено — да еще как! Содружество былинных богатырей представляет собой типичное рыцарское братство! Оно вписывается в общую логику развития подобных организаций и является предшественником средневековых рыцарских орденов. Описания русских рыцарских братств сохранились в былинном цикле, посвященных службе на Заставе Богатырской — собирательного образа русского рыцарского образа. Количество членов богатырского братства колеблется от семи до тридцати одного, все они известны поименно. Однако поскольку к моменту записи былин (конец XIX — начало XX века) неграмотные, как правило, исполнители уже слабо представляли древние исторические реалии, в их сознании происходило неизбежное смешение прошлого и настоящего, многие подробности искажались, важные детали утрачивались, а то и просто забывались. Так произошло, к примеру, с былиной про Заставу Богатырскую, записанной в начале ХХ века Николаем Евгеньевичем Ончуковым от известной печорской сказительницы Федосьи Емельяновны Чуркиной. В былине в составе воинского братства действует 31 богатырь (30 + 1), но к моменту фольклорной записи исполнительница помнила уже только 18 имен. Остальные забыла, о чем честно призналась фольклористу. Тем не менее с точки зрения рыцарской темы упомянутая былина представляет колоссальный интерес:

     Персональный состав богатырского братства — величина переменная, но в нем всегда сохраняется центральное неизменное ядро, свидетельствующее о четкой иерархии и руководящем звене русского рыцарского ордена. Как нетрудно догадаться, главенствующую роль в воинском братстве играют три богатыря — Илья, Добрыня и Алеша. Старший — Илья, но его власть крепится не на возрасте, а на авторитете. Что касается возраста, то более старшим здесь, скорее, является Добрыня. Его имя (в отличие от двух первых) — не христианское, а исконно русское, языческое, хотя само по себе это еще ничего не доказывает. Стержень былин о Добрыне — борьба со Змеем, что свидетельствует о глубокой архаичности самих сказаний. В отличие от Добрыни Никитича, Илья Муромец — сын крестьянский, его жизнь и подвиги сопряжены со временем, когда земледелие стало неотъемлемой частью русской жизни. Кроме того, Илья Муромец почитается Православной церковью и канонизирован как один из ее святых. Популярности Ильи содействовали и калики перехожие, с помощью которых на протяжении многих веков распространялась в народе устная информация. Калики, как известно из былин, исцелили Илью и впоследствии он стал их небесным покровителем. Однако все это случилось значительно позже.

     Христианизированное имя главного русского богатыря библейского происхождения: от имени пророка Илии, означающее “мой Бог” и восходящее к другим именам древних семитских Богов: угаритский Илу (также звали и древнейеменского верховного Бога), финикийский Крон — Эл и др. По-аккадски, например, в “Эпосе о Гильгамеше” ilu также означает Бог. Данный корень фигурирует и в индоевропейской мифологии: Ила — ведийская Богиня жертвенного возлияния и молитвы, Иллуянка — хеттский дракон, победивший Бога грозы, и др. Наконец, нельзя не заметить, что в исконном названии легендарной Трои — Илион присутствует все тот же корень “ил”. Не случайна и созвучность имен Илья — Ильмаринен (от финского ilma — “воздух”, “небо”) — одного из главных героев "Калевалы", кузнеца, сковавшего небесный свод. Среди Первобогов "Калевалы" и мать Вянемёйнена — Ильматар, которая считалась Дочерью воздуха (ilma) и Матерью воды.

     Совершенно очевидно, что корневая основа “ил” имеет фундаментальное значение в индоевропейской, финно-угорской и семитской мифологии и восходит к той эпохе, когда между соответствующими протоэтносами, их языками и культурами не существовало непроходимой грани. Представляется достаточно вероятным, что образ русского былинного богатыря Ильи Муромца как раз и совместился с еще более древним мифологическим и историческим героем, древнее имя которого оказалось созвучным новому христианизированному имени. Во всяком случае, углубленный лексический и смысловой анализ свидетельствует в пользу такого предположения. Кто был этот древний герой? Какой культуре принадлежал? Какие напластования отделяют его от современной эпохи? На эти вопросы еще предстоит ответить.

     Кстати, прозвище знаменитого русского богатыря, как оно представляется нынешнему поколению читателей и слушателей, вовсе не является каноническим. Польский путешественник и соглядатай Эрих Лассота, который побывал в XVI веке на месте захоронения Ильи, называет его Моровлянином. В ряде былинных записей он именуется Муриным или Муровичем, что еще в прошлом веке крайне озадачивало исследователей былевого эпоса. Ныне не подлежащим сомнению считается объяснение прозвища Ильи от названия города Мурома, в окрестности которого расположено село, где родился русский богатырь. Это — явно позднейшая версия, “отредактированная” каликами перехожими. Если же идти в глубь веков с учетом зафиксированных неканонических прозвищ Ильи, то придется принять во внимание, что город Муром поименован так по самоназванию финно-угорского племени муромы, жившего в тех краях. Но в основе этого этнонима лежит корень “мур”, имеющий наидревнейшее происхождение и в одних языках означающий “море”, а в других языках “траву”. Отсюда русская “мурава”, а от нее — “муравей”, имеющий в том числе и тотемную значимость (вспомним описанное Аль-Массуди языческое славянское капище с изваянным идолом в виде старца, окруженного муравьями, а также легендарный народ мирмидонян — дословно “муравьиные”, — который их вождь Ахилл привел с Севера к стенам осажденной Трои). В основе же основ обнаруживается древнейший доиндоевропейский корень mr, давший жизнь и названию вселенской горы древних арийцев и тибетцев — Меру, и египетским пирамидам (в иероглифическом начертании звучащих как mr), и ёмкому русскому слову “мир”, и множеству аналогичных слов в других языках.

     Но вернемся к богатырскому рыцарскому братству. Его следы обнаруживаются в одном интереснейшем древнерусском произведении, известном под названием "Сказание о киевских богатырях". Полное название литературного памятника "Сказание о Кеевских (так!) богатырех, как ходили во Царьград и как побили цареградских богатырей, учинили себе честь". Записано было сие Сказание где-то в XVII веке, а потому, по странной логике ученых мужей, считается исключительно выдумкой грамотеев того же самого века. По счастью, не все так наивно думают. Уже первый публикатор памятника Елпидифор Васильевич Барсов считал его прозаическим пересказом очень древней и оригинальной былины. Представляется, что он был как никто прав и вот почему.

     Сказание повествует не только о семи русских богатырях, но также и о сорока двух царьградских. О национальной принадлежности последних ничего не говорится, хотя служат они императору Константину. Как известно, среди множества византийских императоров было одиннадцать Константинов — от Константина Великого (ок. 285—337), в честь которого и была названа столица империи, до Константина XI, погибшего в 1453 году при взятии Константинополя турками-османами. Между тем, конкретные царьградские реалии, воспроизведенные в Сказании о киевских богатырях таковы. Что они не могли быть придуманы автором XVII века, и уж тем более не соответствуют реалиям самого этого века, когда греческий Константинополь вот уже полтора столетия являлся турецким Стамбулом.

     Сюжет Сказания достаточно непривычный и для “стандартной” былины, и для традиционной древнерусской повести. 42 царьградских богатыря замышляют захватить Киев. Об этом становится известным князю Владимиру: видимо, разведслужба четко работала во все времена. Князь приглашает Илью Муромца "с товарыщи" (всего товарищей семеро) и испрашивает совета: как быть. Богатырское братство предлагает действовать на опережение, самим отправиться в Царьград и захватить там "языка". Сказано — сделано: русские богатыри седлают коней и отправляются в самое сердце Византийской империи. По пути с ними случается странная история, совершенно непонятная с точки зрения здравого смысла. Они встречают двенадцать царьградских богатырей, которые, как и русские, идут на разведку — но только уже в Киев. И вот тут-то и происходит самое интересное: вместо того, чтобы не допустить проникновение вражеской разведчиков на свою территорию, обе группы богатырей вступают в переговоры и … решают обменяться друг с другом одеждой.

     У царьградцев одежда (плащи?) черная — "каличья", говорится в Сказании, то есть "странническая": лазутчики прикинулись пилигримами. У Ильи Муромца "со товарищи" — одежда (плащи?) светлая. Предводителя царьградской разведгруппы зовут Никита Иванович. Любопытное уточнение, не правда ли? Как вы думаете: на каком языке объяснялись богатыри и о чем вообще идет речь в древнерусском Сказании? Догадаться особого труда не составляет: речь идет о встрече рыцарей одной и той же национальности, но, по-видимому, представляющих различные ответвления одного и того же братства (ордена). Кроме того, имеется некоторая общая идеология и система запретов, которые не позволяет богатырям трогать друг друга. Стоит ли после этого удивляться, что обе группы рыцарей-богатырей договорились очень быстро, обменялись одеждой и каждая отправилась куда и собиралась.

     Разведгруппа Ильи добирается до Царьграда, проникает во дворец и подслушивает под окном, о чем же совещается император Константин со своими военачальниками. Тех, похоже, волнует один вопрос: какова численность киевской дружины, то есть сколько братьев-сподвижников у Ильи Муромца. Тот сам подсказывает — тридцать два (на десять меньше чем у императора Константина). Тем не менее в битве на Смугре-реке (где она находится — не ясно) русские одерживают победу и захватывают в плен Тугарина Змиевича, везут его в Киев на допрос к князю Владимиру, и тут же просят, чтобы тот отпустил пленника восвояси. Тем и всё и завершается.

     Вот такая интересная история. Трудно избавиться от впечатления, что в Сказании действуют не смертельные враги, а, напротив, давние друзья —представители одной "команды" (то бишь рыцарского ордена), временно оказавшиеся на разных территориях, но всегда и по любому вопросу могущие договариться. Остается добавить, что отчество князя Владимира, согласно Сказанию, — Всеславич, а шестерых ближайших сподвижников Ильи Муромца зовут Добрыня Никитичин (так по тексту!), Дворянин Залешанин, Олеша Попович, Щата Елизынич, Сухан Доментьянович и Белая Палица. Вот какие, оказывается, герои-богатыри на Руси были, а мы теперь про них ничего и не знаем. Остались только скупые намеки полубеллетристического памятника. Но и на том спасибо — по крайней мере, теперь известно, что и на Руси практиковались настоящие рыцарские прозвания, ибо, например, полное имя последнего из перечисленных богатырей звучит так — “Белая Палица, красным золотом украшена, четьим [отборным] жемчюгом унизана, посреде тоей палицы камень, самоцветной пламень”. Хотя всех богатырей семеро, это, так сказать, — узкий круг. Имеется еще и более широкий: всего русское богатырское братство насчитывает 32 рыцаря. Но семеро — традиционная мистическая цифра, характерная для многих тайных обществ. Спроста это или неспроста?

* * *

      На первый взгляд рыцарское (или, что то же самое, богатырское) братство представляется чисто военной организацией. Одновременно хорошо известно, что в такой воинской структуре духовная и ритуальная стороны всегда имели далеко не второстепенное значение. Я бы сформулировал данный тезис еще более определенней, четче и жестче: рыцарство без конкретной идеологии (и соответственно — отдельный рыцарь без идеи) — вообще ничто. Более того, идея здесь — даже первична! Вначале была идея, цель, идеал, а затем уже под них подбиралась подходящая воинская структура, призванная наилучшим и возможно кратчайшим путем способствовать оптимальному решению любой проблемы и достижению цели. Поскольку за идею приходится бороться, а идеал — защищать, постольку для этого и требовалась мощная военная организация, с железной дисциплиной и исполнителями без страха и упрека.

      Какой же идее служили ее приверженцы? Из истории Средних веков прекрасно известно. что во времена Крестовых походов, главной идеологией рыцарства являлось христианское учение, а конкретной целью — освобождение от неверных Гроба Господня в Иерусалиме и всей Святой земли. Существовал также и неписанный кодекс чести, выработанный, впрочем, задолго до Крестовых походов: верность долгу, сюзерену и королю, культ прекрасной дамы и т.п. Это однако не всё. Рыцарские ордена вдохновлялись также некоей тайной мистической идеей, которая лишь частично совпадала с господствующим христианским учением. Эта тайная мистическая идея, а по существу — эзотерическая доктрина, вселяла в членов рыцарского братства уверенность в своих необыкновенных силах и способностях в преодолении любых, даже самых невероятных, препятствий.

      Откуда же взялась такая идея, о смысле и содержании которой будет сказано ниже? Принято считать, что возникла она, так сказать, сама по себе — в соответствии с духом и требованием времени. Такое представление ошибочно! В основе идеологии средневекового рыцарства лежало не одно только христианское учение, но кое что и другое. Причем такое, что сами рыцари вынуждены были тщательно скрывать и от церкви, дабы не быть обвиненными в язычестве или ереси, и от непосвященных профанов — по причинам, понятным и без объяснений. Эта тайная доктрина базировалась в основном на древнем мировоззрении, доставшихся путем его передачи из поколения от Посвященных разных эпох и народов — египетских и вавилонских жрецов, персидских магов, индийских брахманов, иудейских первосвященников, кельтских друидов, славянских волхвов, эллинских прорицателей и т.п.

     Тайная эзотерическая традиция существовала испокон веков. Передаваясь от народа к народу. От поколения к поколению она лишь видоизменяла форму, нередко приспосабливаясь к суровым требованиям действительности. Так, древнейшее учение о бессмертии и абсолютном знании, сосредоточенных в Камне Грааля, в средние века неоднократно пытались приспособить к христианскому учению. В результате этих усилий родилось представление уже не о Камне, а о Чаше Грааля, в нее якобы Иосиф Аримасфейский собрал кровь Иисуса Христа, распятого на кресте. Именно Эта Чаша Грааля считалась чудодейственной, почиталась, прославлялась и являлась объектом неустанных поисков. При этом с точки зрения официальной церкви сама идея все равно считалась апокрифической, а ее популяризация — полуеретической.

      Однако, в соответствии с исконными и первичными представлениями, Грааль по-прежнему продолжали считать и именовать тем, чем он был на самом деле — Камнем. То, что Грааль — не чаша и не кубок, а именно “вожделеннейший камень”, дарующий сокровенное знание и бессмертие, хорошо знал и понимал еще великий средневековый поэт Вольфрам фон Эшенбах (ок. 1170 — 1220), который подробно описал известные ему факты в обширной поэме “Парсифаль”:

Lapsit exillis — перевода

      Русский былевой эпос и фольклор в целом также сохранил память о сакральном Камне — средоточии бессмертия и абсолютного знания. В русских былинах, сказках, а также в самых архаичном жанре устного знания — тайных народных заговорах — Камень Грааля выступает под именем Алатырь-камня. Древнерусская Голубиная книга уточняет: Алатырь-камень — "всем камням отец". Как и в западноевропейском средневековом эпосе у этой святыне есть свой рыцарь. По русским преданиям, это сын Ильи Муромца, которого звали Сокольником (Сокольничком). Данный образ исследован мало, хотя и открывает глубинный пласт русского былинного эпоса. Матерью Сокольника является загадочная Златогорка (Латыгорка) — невенчанная жена Святогора. Великан-богатырь возил ее в хрустальном ларце. Супруга Святогора соблазнила Илью Муромца, плодом этой мимолетной связи и стал Сокольничек, встреченный и неузнанный отцом спустя много-много лет. Чудесное рождение Сокольника произошло в краю таинственного Алатырь-камня, близ Студеного моря, то есть на побережье Ледовитого океана. Сын Ильи Муромца сам так говорит о своей отчине и родословной:

     Таким образом, в отличие от германского хранителя Грааля — Лебединого рыцаря Лоэнгрина из древнейшего гиперборейского тотема Лебедя — по славянорусской традиции хранителем Грааля-Алатыря считался Соколиный рыцарь — Сокольничек, принадлежащий к древнему тотему Сокола. Средневековое европейское рыцарство волею судеб оказалось естественным наследником всего комплекса идей, связанных с Граалем. Хранители прекрасно понимали, что доставшееся им идейное наследие прошлого далеко выходит за рамки христианского учения. Но одни делали вид, что вообще ничего не знают о происхождении сакральных, а другие пытались еще более законспирировать и само тайное знание, и собственную деятельность по его охранению.

      Были однако и такие, кто не пытался уйти в "несознанку", а, напротив, стремился утвердить сакральное мировоззрение в качестве единственно истинного знания. Такие подвижники новой веры объявлялись еретиками и становились объектами пристального внимания инквизиции. Собственно, необходимость искоренить одну из первых таких ересей, известной под названием альбигойской, и была создана святая инквизиция. История альбигойцев хорошо известна и поучительна. В 1209—1229 годах против них даже организовывались специальные крестовые походы, в результате чего на юге Франции была под корень уничтожена альбигойская ересь, поголовно истреблены сотни тысяч ее приверженцев и навсегда исчез целый пласт средневековой культуры, в которой не без основания видели начало европейского Возрождения.

      Нас, однако, сейчас интересует не христианизированная суть альбигойского учения и не альбигойские войны, а тот общеизвестный факт, что альбигойская доктрина не была оригинальна по своей природе. На европейской почве она явилась всего лишь продолжательницей распространенного по всему миру — от Китая до Ближнего Востока — манихейского учения, которое, в свою очередь, опиралось на зороастрийскую доктрину и древнеарийскую традицию, тесно связанную с древней Гипербореей — северной Прародиной человечества. Другими словами, в Средние века повсюду в Европе возникали очаги тайного учения и проповедывавших его тайных обществ, которые по сути своей являлись прямыми приверженцами вероучителя Мани (ок. 216 — ок. 277), по имени которого и названо манихейство, и пророка Зороастра, жившего не позднее VI века до н.э.

      В основе манихейства, на 90% состоявшего из более древних зороастрийских идей, лежало очень простое, а потому — исключительно привлекательное представление о том, что весь мир и все живое в нем делится на две непримиримые части, находящиеся друг с другом в непрестанной борьбе — Добро и Зло, которые могут конкретизироваться в Истине и Лжи, Правде и Кривде, Свете и Тьме, Черном и Белом. Именно в силу такой простоты и привлекательности манихейство просуществовало более тысячи лет после мученической кончины его основателя (по приказу шаха с пророка Мани живьем содрали кожу). В разных странах и в разные времена оно принимало разные обличия. Типичными и наиболее известными примерами являются альбигойство в Западной Европе и богомильство — в Восточной. Но и то и другое связано с христианством: в первом случае — с католичеством, во втором — с православием. Однако манихейство было распространено повсеместно в Европе и до утверждения христианства. В том числе и среди славян-язычников, у которых существовали даже два особых бога, выражающих суть манихейской доктрины — Белбог и Чернобог.

      Здесь, однако, имеется один весьма существенный нюанс. Вряд ли архаичное представление деления Мира на Добро и Зло была воспринята древними славянами от пророка Мани или проповедников его учения. Скорее всего, дуалистическое видение наших предков и прапредков — наследство иных времен, общей индоевропейской, арийской и гиперборейской культуры. Древнерусское устное народное творчество насквозь пронизано дуальным мировоззрением, то есть представлением о Вселенной как арене борьбы Добра со Злом. Самая древняя потаенная книга Древней Руси, получившая наименование Голубиной (Глубинной) книги, раскрывает суть дуальной концепции мироздания в форме поэтической притчи о двух (космических) зайцах, олицетворяющих Правду и Кривду. В одной из записей, сделанных на Русском Севере, это представлено так:

     Изумительный образец народного космизма! Но он не единственен. Древнейшее происхождение дуального мировоззрения доказывают и архаичные космогонические легенды, известные у многих народов, где в качестве творящего первоначала выступают две птицы. Они представляют Добро и Зло, но, в соответствии с более поздней религиозной традиции, оказываются Богом и сатаной. Еще в середине прошлого века Павел Николаевич Рыбников записал у крестьян Заонежья краткий (неизбежно христианизированный) вариант такой доарийской легенды (сам текст является типичным образцом народного двоеверия):

* * *

     В позднейшие эпохи древнее знание, идеология и связанные с ними традиции неизбежно приобретали законспирированный характер. Однако тайные общества — ни в коем случае не являются изобретением недавнего времени. Они существуют столько же, сколько существует человечество на земле, и в архаичных социумах распространены также широко, как и в развитых обществах. Обряды инициации (посвящения) выявлены и изучены среди не затронутых цивилизацией племенах Австралии, Новой Гвинеи, Полинезии, Амазонии и т.д. Тайные организации, объединяющие своих членов с помощью кровавых ритуалов (наподобие "людей-леопардов" в Центральной Африке), известны на всех континентах и независимо от климатических зон.

      Из обычаев древнейших предков произрастают и воинские ритуалы, которые закрепились и получили дальнейшее развитие в жизни воинских братств и рыцарских орденов. Описание некоторых древнейших обрядов сохранилось и в русском былинном эпосе, например, в эпизоде передачи сакральной силы от умирающего Святогора Илье Муромцу.

     Как известно, первым актом становления Ильи Муромца как святорусского богатыря (после пролога исцеления его каликами перехожими) было воспреемствование силы и получение благословения на жизненные и ратные подвиги от старейшины богатырского пантеона великана Святогора. Прежде чем отправиться в Киев ко двору князя Владимира, Илья держит путь на Север, в Каменную страну, где живет Святогор. В прозаическом пересказе былины, по записям П.Н. Рыбникова, край, где повстречались два русских богатыря, поименован Сиверными (то есть Северными) горами. По некоторым версиям имя набольшего богатыря звучит как Светогор. Да и горы, где он обитает, названы Светлыми. Акт передачи силы и старшинства от Святогора к Илье носит типичный ритуально-мистический характер: Святогор лежит в каменном гробу, из которого ему уже не суждено подняться (что, кстати, полностью совпадает с сюжетной линией мифа о смерти Осириса), и в этот момент “пошла из него да пена вон”. При помощи этой таинственной “пены” и совершился акт передачи силы от одного богатыря к другому:

     О традиционном мужском братстве, имеющем непосредственное отношение к древней русской истории и культуре, подробно рассказывается в агиографическом литературном памятнике, посвященном одному из создателей славянской письменности Кириллу (в миру Константтина). В "Житии Константина Философа, первого наставника и учителя славянского народа" (известном в 48 списках) рассказывается о его путешествии (еще до создания славянской азбуки) по землям Хазарского каганата, где он, помимо проповеди христианства и всего прочего, овладел древнееврейским языком. Как станет понятно ниже, это оказалось немаловажным и для общения с язычниками, выходцами из Гипербореи. Да-да, не улыбайтесь: явственные следы Гипербореи обнаруживаются в каноническом древнерусском житии, когда в нем заходит речь о таинственном “тульском народе”, с которым Кирилл-Констанстантин столкнулся где-то на обратном пути из Хазарии в Византию. Привожу этот исключительно интересный фрагмент жития полностью: 

     Сразу же обращаю внимание на разночтения — Туле и Фуле? В греческом языке топоним-символ таинственного и недосягаемого Севера, пишется через “тету” и воспроизводится в разных языках по-разному — и как Туле (Тула), и как Фуле (Фула). В русском языке принята одновременно и та и другая вокализация. Например, название знаменитой баллады Гёте, написанной им в 25-летнем возрасте и впоследствии включенной в 1-ю часть “Фауста”, переводится нынче исключительно как “Фульский король”. В немецком же оригинале четко значится “т”: “Es war ein Kцnig in Thule…” (дословный перевод: “[Жил]-был [один] король в Туле”). В “Фаусте” эту балладу напевает беззаботная Маргарита, еще не ведающая о своей несчастной судьбе. Между тем во практически во всех переводах “Фауста” (а их на русском языке насчитывается до десяти), включая классические переводы В. Брюсова, Н. Холодковского и Б.Пастернака Thule передается либо как Фуле, либо как “фульский”, хотя в оригинале Гёте прилагательное не употребляется. Лишь Афанасий Фет, который также перевел обе части “Фауста” поставил в точном соответствии с оригиналом Туле (через “фиту”), но его перевод не переиздавался с конца ХIХ века. Через “ф” — Фула — обозначается загадочная северная земля и в последнем переводе “Географии” Страбона; в остальных случаях чаще пишется Туле (Тула).

      Что же это за такой — "тульский народ"? Никто и никогда толком объяснить не мог — ни богословы, ни ученые-комментаторы. Высказывались робкие предположения, что, возможно, "фульцы" имеют какое-то отношение к таврическому городу Фулле (в районе современного Коктебеля), где непродолжительное время процветала греческая колония. Но такая версия ничего не прибавляет к знанию (точнее — к незнанию) о загадочном "тульском народе", ибо в житии о нем говорится как о народе языческом, а в Фулле находилась христианская община и одно время даже существовала собственная епархия. Кроме того, в Житии Константина говорится не о жителях города, а о целом народе, на худой конец — о некрещенном племени дендропоклонников (между прочим, в болгарском тексте Жития именно так и сказано — "племя", а не "народ").

       Я бы рассудил иначе: не "фульское племя" названо так по имени греческого города Фуллы, а наоборот — византийская колония (просуществовавшая здесь сравнительно недолго) получила название по местности, издревле (во всяком случае до появления здесь греков) занимаемой никому не известным "тульским народом". Вот только почему неизвестным? Очень даже известным! Туле (откуда и "тульский народ") — это автохтонное название Гипербореи — древнейшей северной территории в акватории Ледовитого океана и праматери мировой цивилизации, которая погибла в результате глобального катаклизма и резкого похолодания не позднее 12-го тысячелетия до н.э. Уцелевшие гиперборейцы-тульцы (в основном с окраинных континентальных территорий) постепенно мигрировали с Севера на Юг, где положили начало многим современным культурам и народам. Одним из осколков гиперборейцев-тульцев и был поклонявшийся священному дубу "тульский народ", с которым Константин-Философ столкнулся на обратном пути "из хазар в греки"^*. Именно после этого общения с носителями и хранителями древней гиперборейской культуры Кирилл и занялся созданием славянской письменности и русской азбуки. О чем сие говорит? Выводы делайте сами…

     Что касается поклонения деревьям, то оно сплошь и рядом было распространено среди многих народов Европы, включая славян, еще до недавнего времени (пережитки таких языческих верований кое-где сохранились и поныне). Священному тысячелетнему дубу на днепровском острове Хортица (названного так в честь древнего Солнцебога Хорса) поклонялись наши предки вплоть до введения христианства. Мифологема-символ вошла также в до боли знакомые с детства пушкинские стихи: "У Лукоморья дуб зеленый…" Случайно ли? В истории по большому счету ничего случайного не бывает. А то, что представляется случайным, на самом деле обусловлено более общей и не всегда понятной закономерностью.

     В знаменитой книге крупнейшего византийского историка VI века Прокопия Кесарийского “Война с готами” также содержится подробнейшее описание “острова” Туле (Фуле):

     “Этот остров Фула очень большой. Полагают, что он в десять раз больше Британии (Ирландии). Он лежит от нее далеко на север. На этом острове земля по большей части пустынна, в обитаемой же части живут тринадцать племен., очень многолюдных, и у каждого племени свой царь. Здесь каждый год происходит чудесное явление. Около летнего солнцеповорота в течение приблизительно сорока дней солнце здесь никуда не заходит, но в течение этого времени непрерывно сияет над землей. Но (не меньше) месяцев через шесть после этого, около зимнего солнцеповорота, дней сорок солнце совсем не показывается над этим островом и он погружен в непрерывную ночь. [Точнейшее описание полярных дня и ночи, к примеру, на широте северной оконечности Кольского полуострова или Новой Земли. — В.Д.]. Это время живущие здесь люди проводят в полном унынии, так как они не имеют никакой возможности тогда сноситься друг с другом. Лично мне отправиться на этот остров, чтобы своими глазами увидать то, что мне рассказывали, хоть я и очень старался, никак не удалось”. (Перевод С.П. Кондратьева)

      По Прокопию, древние тульцы “не носят одежды, не ходят в обуви, не пьют вина, не добывают себе никакого пропитания посредством возделывания земли”. Они не пашут земли, мужчины и женщины заняты только охотой.

      Но вернемся к "Житию Константина-Философа" и проповеди будущего святого и равноапостольного Кирилла среди "тульского народа", который вполне можно именовать попросту — туляками (название русского города Тула того же происхождения). Будущий создатель славянской письменности прямо напоминал тульцам-тулякам об их гиперборейском происхождении, ссылаясь на библейскую Книгу пророка Исайи (Ис. 66, 19), где среди "дальних островов" упоминается и легендарная Фула (Тула). Правда в каноническом переводе Библии этот топоним читается, как Пула. Это объясняется тем, что перевод Библии на современный русский язык сделан не древнееврейского оригинала, а с греческого, где много неточностей (например, в том же ветхозаветном отрывке, среди перечисления древнейших стран и народов выпал этноним мосох, родоначальник которого, внук Ноя — Мосох, считается праотцем московитов). Кирилл же пользовался древнееврейским оригиналом Ветхого Завета (вот где пригодилось знание иврита, выученного в Хазарии!), и поэтому библейские цитаты в Житии оказались более точными, чем в современном переводе. Между прочим, ссылаясь на книгу другого ветхозаветного пророка — Иеремии (Иер. 16, 16), — Кирилл напоминает "тульскому народу" о местах, где он жил когда-то — "холмах и скалах каменных" (это — снова из древнееврейского оригинала; в современном русском переводе добавлены еще "ущелья"). Имеет ли " тульский народ" какое-либо отношение к народу русскому? Вполне! Во-первых, наверняка общие (гиперборейские) корни. Во-вторых, (если уже говорить о времени создания славянской письменности) в Житие "тульский народ" попал совсем не случайно, а в контексте создания русской азбуки.

     "Тульский народ" ("тульцы"), как они описаны в Житии Кирилла — типичное мужское братство, поклоняющееся священному дубу и не посвящающее в сакральное таинство женщин. Дуб здесь — своеобразный патриархальный символ и одновременно архаичный пережиток древнего тотемизма. Аналогичные символы-тотемы обнаруживаются в русском былевом эпосе. Чисто мужские воинские братства описываются в одной из популярнейших русских былин, записанных в разных местах и во множестве вариантов, о богатырях на Соколе-корабле. Патриархальная архаичность сюжета раскрывается в самом символе Сокола, представляющем собой ни что иное как древний тотем. Корабль, на котором плывут богатыри, также свидетельствует о глубочайшей древности сюжета, а именно — о том времени, когда сами богатыри были безлошадными по той простой причине, что лошадь еще вообще не была приручена. Наконец, о многом говорит и перечень самих богатырей, плывущих на Соколе-корабле. Ниже приводится один из вариантов былины, записанный в Вологодской губернии в самом начале XIX века — еще до нашествия Наполеона:

      Не обессудьте за пространное цитирование, но здесь важна каждая деталь. Обращаю внимание на тотемные (змеино-зверино-каменные) аксессуары Сокола-коробля, а также (и в особенности!) — на эту сакраментальность: люди — незнаемые, незнакомые (почти что тайное общество). Перед нами типичное мужское братство, которому совсем недалеко и до рыцарского ордена. В самом деле, команда Сокола-корабля — сплошь богатыри. Среди них особо обозначены центральные образы (в этой иерархии — вся соль былины): старшой почти всегда, разумеется, Илья Муромец, среди ближайших сподвижников упоминаются Добрыня Никитич, Алеша Попович, Святогор (вот она архаика!), Покан-богатырь, Еруслан Лазаревич и даже Степан Разин. Рейтинг, понятно, весьма любопытный. Но разве в этом главное? Главное — в таинстве мужского воинского братства.

     Подобные патриархальные объединения проходят через всю русскую историю — от первобытных времен до опричнины Ивана Грозного. Тайное общество, созданное в Александровской слободе по всем правилам рыцарских орденов, наверняка имело свой устав, четкую организацию, продуманный ритуал, символику и, быть может, какую-то документацию. Не исключено, что часть реликвий до сих пор хранится где-нибудь в подземных тайниках опричной "столицы" вместе с уникальной библиотекой Ивана Грозного и другими бесценными сокровищами.

     Погибший материк Тула-Гиперборея неожиданно появляется из океана забвения в одной из беломорских былин о Потыке, записанных в конце XIX века Алексеем Владимировичем Марковым в Верхней Зимней Золотице от 59-летнего неграмотного крестьянина Власа Ивановича Чекалёва, который сам слышал ее от стариков-поморов, участвуя с ними в рыбной ловле. Усилиями современных интерпретаторов Потык считается второстепенным героем, былинные тексты о нем публикуются (и то далеко не всегда) где-нибудь на задворках фольклорных сборников. Что за имя такое Потык — толком никто объяснить не может, хотя от былинного сюжета так и веет глубокой архаикой: здесь и коварная жена-колдунья Марья Лебедь Белая с ее загадочной смертью и не менее загадочным воскрешением, и погребение заживо (читай — путешествие на Тот свет) самого Потыка. Одним словом, захватывающе до невероятного! Но мне придется говорить совсем о другом.

     Беломорская былина о Потыке, записанная А.В. Марковым, интересна во многих отношениях. Например, она включает в себя в качестве проходного эпизода основной сюжет былинного цикла о Добрыне Никитиче — бой со Змеем. Добрыня — один из трех названных членов дружинного братства. Два других — Илья Муромец и Потык. Есть еще двенадцать не названных по имени богатырей, которых взял в плен король Тульской земли. Именно так поименована она в фольклорном тексте. А сам ее властитель зовется Тульским королем — ну точь-в-точь как в знаменитой балладе Гёте (вот ведь какие невероятные совпадения случаются!). Другими словами, в русской былине сохранилась память о древней прародине индоевропейских и других народов земли Туле-Гиперборее. Предлагавшееся же маститыми учеными толкование: дескать, под Тульской землей следует понимать Турцию (а под Тульским королем — турецкого султана) — ни в какие ворота не лезет. Хотя бы потому, что сюжету русской былины многие тысячи лет, а турки-османы появились в Малой Азии и стали историческими соседями Руси только в XIV веке. Не подходят на роль туляков-гиперборейцев и летописные торки.

По справедливости говоря, Тульский король захватывает в плен русских богатырей не вероломно, а честным путем: он выигрывает их у князя Владимира в “пешки-шахматы”. Стольнокиевский князь сначала проиграл Хозяину Тульской земли золотую казну, а затем, войдя в азарт, — впридачу еще двенадцать богатырей-телохранителей. Вызволить заложников из не слишком почетного плена и берется отважный богатырь Потык. Выполняет задание он блестяще — без сучка и задоринки: отыгрывает не только русские деньги и незадачливых пленников, но еще и жену себе в придачу — Тульскую царевну (королевишну?) по имени Авдотьюшка:

     Дочь Тульского короля стала второй женой Потыка. Она, как и первая, — носительница гиперборейской символики. Лебедь — древнейший символ гиперборейского Солнцебога Аполлона и всей Гипербореи-Тулы. Лебедь, первоначально означавший родовой тотем, запечатлелся и в образах других античных богов (Афродита, Зевс-Лебедь, соблазнивший Леду), а также в образах Лебединого рыцаря Лоэнгрина, классических валькирий с лебедиными крылами на шлеме и сказочных Лебединых дев — популярных персонажей русского, германского, кельтского и другого индоевропейского фольклора, — вдохновивших Пушкина на поэтический образ Царевны-Лебеди.

     В беломорской былине о Потыке две таких царевны, два антипода — как Белый и Черный Лебедь в балете Чайковского “Лебединое озеро”. Центральное место в русской былине (в любых ее вариантах) занимает демоническая Марья Лебедь Белая (в варианте, записанном А. Марковым, она вообще “змеиного происхождения” и именуется то Марьей, то Марфой). Она не только соблазняет Потыка, но и попеременно обращает русского богатыря в черного ворона, коня, горностая и “серый камешок”. От каменного заклятия Потыка освобождает Илья Муромец, забрасывая “камешок” в поднебесье. Илья же как глава дружинного братства помогает Потыку расправиться со злокозненной женой. (Напомню: стержень былины о Потыке составляет архаичный эпизод с заранее замысленным умиранием Марьи Белой Лебеди, дабы взять с богатыря слово — последовать за ней в могилу. После того, как оба оказались в Подземном царстве, Марья воскрешает себя и пытается по-настоящему убить мужа. Здесь-то на помощь и приходит Илья Муромец: коварный замысел не удается, и богатыри-побратимы не без удовольствия вешают коварную демоницу в “петёлке вареной”). Потык женится на второй Белой Лебеди — гиперборейке-тульчанке Авдотьюшке, дочери короля Тульской земли, выигранной у того в “пешки-шахматы”. Так древняя предыстория Руси доходит до нас в не умирающих фольклорных образах, сюжетах и мифологемах.