ПОВЕСТЬ
ОБ УЛЬЯНИИ ОСОРЬИНОЙ
МЪСЯЦА
ГЕНВАРЯ ВЪ 2 ДЕНЬ УСПЕНИЕ СВЯТЫЯ ПРАВЕДНЫЯ
УЛИЯНЪИ, МУРОМСКИА ЧЮДОТВОРИЦЫ
Во
дни благовЪрнаго царя и великого князя
Ивана Васильевича всеа Русии от его
царскаго двора бЪ мужъ благовЪрен и нищелюбивъ,
имянем Иустинъ, пореклому Недюревъ, саном
ключник, имЪя жену такову же боголюбиву и
нищелюбиву, именем Стефаниду, Григорьеву
дщерь Лукина, от града Мурома. И живяста во
всем благовЪрии и чистотЪ, имяста сыны и
дщери и много богатьства, и рабъ множество.
От нею же родися блаженная Ульяния.
Бывши
же ей шести лЪтъ, и умре мати ея, и поятъ ю к
себЪ в пределы Муромския бабка, матери ея
мати, вдова Настасия, Никифорова дочь
Дубенскаго, и воспитающе во всякомъ благовЪрии
и чистотЪ 6 же лЪтъ. И умре баба ея, и по
заповеди ея поят ю к себЪ тетка ея Наталия,
Путилова жена Арапова. Сия блаженная
Ульяния, от младыхъ ногтей бога возлюбив и
пречистую его матерь, помногу чтяше тетку
свою и дщери ея, и имЪя во всем послушание и
смирение, и молитвЪ и посту прилежаше. И
того ради от тетки много сварима 6Ъ,
и от дщерей ея посмЪхаема. И глаголаху ей: «О,
безумная! что в толицей младости плоть
свою изнуряеши, и красоту дЪвьственую
погубишь». И нуждаху ю рано ясти и пити; она
же не вдаяшеся воли ихъ, но всЪ со
благодарением приимаше и с молчаниемъ
отхождаше: послушание имЪя ко всякому
человеку. БЪ бо измлада кротка и молчалива,
небуява и невеличава, от смЪха и всякия игры отгребашеся. Аще и многажды на
игры и на пЪсни пустошныя от сверстницъ нудима
6Ъ, она же не приставаше к совЪту их и недоумЪние на ся возлагая, и тЪм
потаити хотя своя добродетели к богу. Точию в предивеномъ и пяличном дЪле
прилежание велие имяше, и не угасаше свЪща
ея вся нощи.
А иже сироты и вдовы немощный в веси той
бяху, и всЪх обшиваше и всЪхъ нужных и болных всяцем добром назираше, яко
всЪм дивитися разуму ея и благовЪрию; и
вселися в ню страхъ божий. Не бЪ бо в той
веси церкви близ, но яко два поприща; и не
лучися ей въ дЪвичестЪм возрастЪ в церковь
приходити, ни слышати словесъ божиих
почитаемых, ни учителя учаща на спасение
николи же; но смысломъ благимъ наставляема
нраву добродЪтельному.
Егда
же достиже 16 лЪтъ, вдана бысть мужу
добродЪтелну и богату, именем Георгию,
порекломъ Осорьинъ, и вЪньчани быша от
сущаго ту попа, именем Потапия, в церкви
праведнаго Лазаря, в селЪ мужа ея. Сей
поучи ихъ по правиломъ святымъ закону божию; она же послуша учения и наказания
внятно и дЪломъ исполняше. Еще бо свекру и
свекрови ея в животЪ сущимъ; иже видЪвъше ю
возрастомъ и всею добротою исполнену и
разумну, и повелЪста ей все домовное
строение правити. Она же со
смирениемъ послушание имяше к нимъ, ни в чем
не ослушася, ни вопреки глагола, но почиташе
я и вся повелЪнная ими
непреткновенно соверьшааше, яко
всЪмъ дивитися о ней. И многимъ
искушающимъ ю в рЪчах и во отвЪтЪхъ, она же
ко всякому вопросу благочиненъ и смысленъ
отвЪтъ даяше; и вси дивляхуся разуму ея и
славяху бога. По вся же вечеры довольно богу
моляшеся и колЪнопреклонения по 100 и множае,
и, воставая рано, по вся утра такоже творяше
и с мужем своим.
Егда
же мужу ея на царьскихъ служьбахъ бывающу
лЪто или два, иногда же и по 3 лЪта в
Астарахани, она же в та времена по вся нощи
без сна пребываше, в молбах и в рукоделии, и
в прядиве, и в пяличном дЪле. И то продавъ,
нищимъ цЪну даяше и на церковное
строение; многу же милостыню отаи творяше
в нощи, в день же домовное строение правяще.
Вдовами и сиротами, аки истовая мати,
печашеся, своима рукама омываше, и кормяше,
и напаяя. И рабы же и рабыня удовляше пищею и одеждею, и дЪло по силЪ налагаше, и
никого же простымъ именем не зваше, и не
требоваше воды ей на омовение рукъ
подающаго, ни сапог разрешающа, но все
сама собою творяше. А неразумныя рабы и
рабыня смирением и кротостию наказуя, и
исправляше, и на ся вину возлагаше;
и
никого же оклеветаше, но всю надежу на бога
и на пречистую возлагаше и
великого чюдотворца Николу на помощь
призываше, от него же помощь приимаше.
Во
едину же нощь воставъ на молитву по обычаю,
без мужа. БЪси же страхъ и ужасъ напущаху ей
великъ. Она же, млада еще и неискусна, тому
убояся и ляже спати на постели и усну крЪпко.
И видЪ многи бЪси, пришедше же на ню со
оружиемъ, хотяще ю убити, рекуще: «Аще не
престанешь от таковаго начинания, абие погубимъ тя!» Она же помолися богу, и пречистой
богородицы, и святому НиколЪ чюдотворцу. И
явися ей святый Никола, держа книгу велику,
и разгна бЪсы, яко дым бо исчезоша. И
воздвигъ десницу свою, и благослови
ю: «Дщи моя, мужайся и крЪпися, и не бойся
бесовскаго прещения: Христос
бо мнЪ повелЪ тя соблюдати от бесовъ и злых
человЪкъ!» Она же, абие от сна возбнувъ,
и видЪ мужа свята явЪ, из храмины дверми
изшедша скоро, аки молнию. И востав скоро,
иде во слЪд его, и абие невидим бысть: но и
притворъ храмины тоя крЪпко запертъ
бяше. Она же оттоле, извЪщение приимъши,
возрадовася, славя бога, и паче перваго
добрыхъ делъ прилежа.
Помале
же божию гнЪву Рускую землю постигшу за
гръхи наша; гладу
велику зело бывшу, и мнози от глада того
помираху. Она же многу милостыню отаи
творяше, взимаше пищу у свекрови на утренее
и на полуденное ядение, и то все нищимъ
гладнымъ даяше. Свекры же глаголаше к ней: «Какъ
ты свой нравъ премени! Егда бЪ хлъбу
изобилие, тогда не могох тя к раннему и
полуденному ядению принудити; и нынЪ, егда
оскудение пищи, и ты раннее и полуденное
ядение вземлешъ». Она же хотЪ утаитися,
отвЪщах: «Егда не родихъ детей, не хотяше ми
ясти, а егда начахъ дети родити, обиссилЪхъ,
и не могу наястися. Не точию в день,
но и в нощь множицею хощет ми ся ясти, но
срамляюся тебЪ просити». Свекровь же, се
слышавъ, рада бысть, и посылаше ей пищу
доволно не точию в день, но и в нощь; бЪ бо у
нихъ в дому всего обилно, хлЪба и всЪхъ
потреб. Она же, от свекрови пищу приимая
сама, а не ядяше, главным все раздаяше. И
егда кто умираше, она же наимаше омывати, и
погребальныя даяше, и на погребение даяше
сребреники; а егда в сЪлЪхъ погребаху
мертвыя кого ни будетъ, о всякомъ моляся о
отпущении грЪхов.
ПомалЪ
же моръ бысть на люди силенъ, и мнози
умираху пострелом, и оттого мнози в домЪхъ запирахуся и уязвенныхъ женъ
постреломъ в домы не пущаху, и ризамъ не
прикасахуся. Она же отаи свекра и свекрови,
язвеныхъ многихъ своима рукама в банЪ
омывая, целяше и о исцелении бога моляше. И
аще кто умираше, она же многи сироты своима
рукама омываше и погребалная возлагаше, и
погребати наймая, и сорокоустъ даяше.
Свекру
же и свекрови ея во глубоцЪй старости во
иноцЪхъ умершимъ, она же погребе ихъ честно:
многу милостыню и сорокоусты по нихъ разда
и повЪле служити литоргия, и в дому своем
покой мнихом и нищим поставляше во всю 40-десятницу
по вся дни, и в темницу милостыню посылаше.
Мужу бо ея в то время на службе в Астарахани
3 лЪта и боле бывшу, она же по нихъ много
имЪния в милостыню отдаша, не точию в тыя
дни, но и по вся лЪта творя память умершимъ.
И
тако поживъ с мужемъ лЪта довольна во мнозе
добродетели и чистотЪ по закону божию, и
роди сыны и дщери. Ненавидяй же врагъ добра
тщашеся спону ей сотворити; часты
брани воздвизаше въ дЪтехъ и рабЪхъ. Она же
вся, смысленно и разумно разсуждая,
смиряше. Врагъ же наусти раба ихъ: и
уби сына их старейшаго. Потом и другаго сына
уби на службе. ВъмалЪ аще и оскорбися,
но о душахъ ихъ, а не о смерти: но почти ихъ
пЪниемъ, и молитвою, и милостынею.
Потомъ
моли мужа, да отпустить ю в монастырь. Он же
не отпусти, но совЪщастася вкупЪ жити, а
плотнаго совокупления не имЪти. И устрой
ему обычную постелю, сама же с вечера по
мнозЪ молитвЪ возлегаше на печи бес постели,
точию дрова острыми странами к тЪлу
подстилаше, и ключи железны под ребра своя
подлагаше, и на тЪхъ мало сна приимаше,
дондеже рабы ея усыпаху, и потомъ вставаше
на молитву во всю нощь и до света. И потомъ в
церковъ хожаше к заутрени и к литоргии, и
потомъ к ручному дЪлу прилогашеся, и домъ
свой благоугодно строяше, рабы своя доволно
пищею и одежею удовляше, и дЪло комуждо по
силЪ даваше, вдовами и сиротами
печаловашеся, и беднымъ всемъ помогаше.
И
поживъ с мужемъ 10 лЪт по розлучении
плотнемъ, и мужу ея преставльшуся, она же
погребЪ и честно и почти пЪниемъ и
молитвами, и сорокоусты и милостынею. И паче
мирская отверже, печашеся о души, како
угодити богу, и постяся, и милостыню
безмерну творя, яко многажды не остати у нея
ни единой сребреницы, и займая даяше
милостыню, и в церковь по вся дни хождаше к
пЪнию. Егда же прихождаше зима, взимаше у
детей своихъ сребреники, чимъ устроити
теплую одежду, и то раздая нищимъ, сама же
бес теплые одежди в зимЪ хождаше, в сапоги
же босыма ногама обувашеся, точию под нозЪ
свои орЪховы скорлупы и чрепы острые вмЪсто
стЪлекъ подкладаше, и тЪло томяше.
Во
едино же время зима 6Ъ студена зЪло, яко
земли разсЪдатися от мраза; она же неколико
время к церкви не хождаше, но въ дому
моляшеся богу. Во едино же время зЪло рано
попу церкви тоя пришедшу единому в церковъ,
и бысть ему глас от иконы богородицыны: «Шед,
рцы милостивой УльянЪи, что в церковъ не
ходит на молитву? И домовная ея молитва
богоприятна, но не яко церковная; вы же
почитайте ю, уже бо она не меньши 60 лЪт, и
духъ снятый на ней почивает». Попъ же в
велицей ужасти бывъ, абие прииде к нЪй, пад
при ногу ея, прося прощения, и сказа ей
видЪние. Она же тяжко вся то внятъ,
еже онъ повЪда пред многими, и рече: «Соблазнилъся
еси, еда о себЪ глаголеши; кто есмь
азъ грешница, да буду достойна сего
нарицания». И заклят его не повЪдати
никому. Сама же иде в церковъ, с теплыми
слезами молебная совершивъ, целова икону
пречистыя богородицы. И оттоле болЪ
подвизався к богу, ходя к церкви.
И
по вся вечеры моляшеся богу во отходней
храминЪ; бЪ же ту икона суть
богородицы и святаго Николы. Во единъ же
вечеръ вниде в ню по обычаю на молитву, и
абие храмина быстъ полна бЪсовъ со всякимъ
оружием, хотяху убити ю. Она же помолися
богу со слезами, и явися ей святый Николае,
имЪя палицу, и прогна их от нея, яко дымъ
исчезоша. Единаго бЪса поймавъ, мучаше.
Святую же благословив крестом, и абие
невидимъ бысть. БЪсъ же плача вопияше: «Аз
ти многу спону творяхъ по вся дни:
воздвизахъ брань в дЪтех и в рабЪх, к самой
же не смЪях приближитися ради милостыня, и
смирения, и молитвы». Она бо бЪзпрестани, в
рукахъ имЪя четки, глаголя молитву Иисусову.
Аще ядяше и пияше, или что делая,
непрестанно молитву глаголаше. Егда бо и
почиваше, уста ея движастася, утроба ея
подвизастася на словословие божие:
многажды видЪхом ю спящу, а рука ея
отдвигаше четки. БЪсъ же бЪжа от нея,
вопияше: «Многу бЪду нынъ приях тебЪ ради,
но сотворю ти спону на старость: начнеши
гладомъ измирати, неже чюжихъ кормити». Она
же знаменася крестомъ, и исчезе бЪсъ от нея.
Она же к нам прииде ужасна велми и
лицемъ переменися. Мы же, видехомъ ю
смущену, вопрошахомъ,— и не повЪда ничто
же. И непомнозЪ же сказа намъ тайно, и
заповЪда не рещи никому же.
И
поживъ во вдовъствЪ 9 лЪтъ, многу
добродЪтель показа ко всЪмъ и много имЪния
в милостыню разда, точию нужныя потребы
домовныя оставляше, и пищу точию год до году
расчиташе, а избытокъ весь требующим
растокаше. И продолжися животъ ея до
царя Бориса. В то же время бысть глад
крЪпокъ во всей Русстей земли, яко многимъ
от нужда скверныхъ мясъ и человеческихъ
плотей вкушати, и множество человЪкъ неисчетно
гладомъ изомроша. В дому же ея велика
скудость пищи бысть и всех потребныхъ, яко
отнюдь не прорасте из земля всЪяное жита ея.
Коня же и скоты изомроша. Она же моляше дети
и рабы своя, еже отнюдь ничему чужу и татьбЪ
не коснутися, но елика оставляшася скоты,
и ризы, и сосуды вся распрода на жито и от
того челять кормяше, и милостыню доволно
дояше, и в нищите обычныя милостыня не
остася, и ни единаго от просящих не отпусти тщима
рукама. Дойде же в последнюю нищету, яко ни
единому зерну остатися в дому ея; и о томъ не
смятеся, но все упование на бога возложи.
В
то бо лЪто преселися во ино село в пределы
Нижеградския, и не бЪ ту церкви, но яко два
поприща. Она же, старостию и нищетою
одержима, и не хождаше к церкви, но в дому
моляшеся; и
о томъ немалу печаль имяше, но поминая
святаго Корнилия, яко не вреди его и
домовъная молитва, и иныхъ святых велицЪх. Скудости же умножишася в дому ея. Она же
распусти рабы на волю, да не изнурятся
гладомъ. От них же доброразсуднии обЪщахуся с нею
терпЪти, а инии отоидоша;
она же со благословениемъ и молитвою
отпусти я: не держа гнЪва нимало. И повЪле
оставшим рабомъ собирати лебяду и кору
древяную, и в том хлЪбъ сотворити, и от того
сама з детьми и с рабы питашеся, и молитвою
ея бысть хлЪбъ сладокъ. О того же нищимъ
даяше, и никого тща не отпусти; в то бо время
бес числа нищихъ бЪ. СосЪди же ея глаголаху
нищим: «Что ради в Ульянин дом ходите? Она бо
и сама гладомъ измираетъ!» Они же повЪдаша
имъ: «Многи села обходимъ и чистъ хлЪбъ вземлем,
а тако в сладость не ядохомъ, яко сладокъ
хлЪбъ вдовы сея». Мнози бо имени ея не
вЪдаху. СосЪди же, изообилни хлъбомъ,
посылаху в домъ ея просити хлЪба, искушающе
ю, яко велми хлЪб ея сладокъ. И дивяся,
глаголаху к себЪ: «Горазди рабы ея печь
хлЪбовъ!» А не разумеюще, яко молитвою ея
сладокъ хлЪбъ. Потерпе же в той нищете два
лЪта, не опечалися, ничему тому не поропта,
и не согрЪши ни во устнахъ своихъ и не
дастъ безумия богу 2; и не изнеможе
нищетою, но паче первых лЪтъ весела бЪ.
Егда
же приближися честное ея преставление, и
разболЪся декабря въ 26 день, и лежа 6 дней. В
день же лежа моляшеся, а в нощи, вставая,
моляшеся богу, особь стояще, никим
поддержима, глаголаше бо: «И от болнаго
богъ истязаетъ молитвы духовныя».
Генваря
въ 2 день, свитающу дню, призва отца
духовнаго и причастися святыхъ таинъ. И
сЪде, призва дЪти и рабы своя и поучивъ ихъ о
любви, и о молитвЪ, и о милостыни, и о прочих
добродетелехъ. Прирече же и се: «Желание
возжелахъ аггельскаго образа иноческаго,
не сподобихся грехъ моихъ ради и нищеты,
понеже недостойна быхъ — грЪшница
сый и убогоя, богу тако извольшу, слава
праведному суду твоему». И повЪле уготовити
кадило и фимиян вложити, и целова вся сущая
ту, и всемъ миръ и прощение дастъ,
возлеже, и прекрестися трижды, обьвивъ
четки около руки своея, послЪднее слово
рече: «Слава
богу всЪх ради, в руцЪ твои, господи, предаю
духъ мой, аминь». И предастъ душу свою в руцЪ
божии, его же возлюби. И вси видеша около
главы ея круг златъ, яко же и на иконЪхъ
околъ главъ святыхъ пишется. И омывше,
положиша ю в клЪти, и в ту нощь видеша свътъ
и свеща горяща, и благоухание велие
повЪваше ис клЪти тоя. И вложьше ю во гроб дубовъ,
везоша в пределы Муромския, и погрЪбоша у
церкви праведнаго Лазаря подле мужа ея, а до
церкви Лазореве 4 версты от града, в лЪто 7112
(1604) генваря въ 10 день.
Потом
поставиша над нею церковь теплую во имя
архистратига Михаила. Над гробомъ ея
лучися пещи быти. Земля же
возрасташе над нею по вся лЪта. И бысть в
лето 7123 (1615) августа въ 8-й день преставися
сынъ ея Георгий. И начаша в церкви копати
ему могилу в притворе межъ церковию и печию,—
бЪ бо притвор той без моста,— и
обретше гроб ея на верху земли цел,
невридимъ ничим. И недоумевахуся, чий есть,
яко от многих лЪтъ не бЪ ту погрЪбаемаго.
Того же месяца въ 10 день погрЪбоша сына ея
Георгия подле гроба ея и пойдоша в домъ, еже
учредити погребателная. Жены же, бывшая на
погребении, открыша гроб и видеша полнъ
мира благовонна, и в той час от ужасти не
поведа ничто же; по отшествии же гостей
сказаша бывшая. Мы же, слышахомъ, удивихомся,
и открывше гробъ, видехом, яко же и жены
реша от ужасти, начерпахомъ мал
сосудецъ мира того и отвезохомъ во град
Муромъ в соборную церковъ. И бЪ в день
видЪти миро, аки квасъ свеколной, в нощи же
згустевашеся, аки масло багряновидно.
ТЪлеси же ея до конца от ужасти не смеяхомъ
осмотрити, точию видЪхомъ нозе ея и бедры
целы суща, главу же ея не видехомъ, того деля,
понеже на концы гроба бревно печное лежаше.
От гроба же пот печь бяше скважня, ею
же гроб той ис пот пещья идяше на восток с
сажень, дондеже пришед ста у стены
церковныя. В ту же нощь мнози слышаху церкви
тоя звон; и мнЪша пожар, и прибЪгше, не
видеша ничто же, точию благоухание
исхождаше. И мнози слышаху, прихождаху, и мазахуся
миромъ темъ, и облехчение от различныхъ
недуг приимаху. Егда же миро то раздано
бысть, нача подле гроба исходити перьсть,
аки песокъ. И приходятъ болящии различними
недуги, и обтираются пескомъ тЪмъ, и
облехчение приемлютъ и до сего дни. Мы же
сего не смеяхомъ писати, яко же не бЪ
свидетельства.
|
|