|
СКАЗАНИЕ
О КРЕСТЬЯНСКОМ СЫНЕ
СКАЗАНИЕ
О КРЕСТЪЯНСКОМЪ СЫНЪ
Бысть
некий крестьянской сынъ у отца своего и
матери, и отдан бысть родителми своими
грамоте учитися, а не ленитися. Почал ево
мастеръ болно бить, подымаючи на козелъ, за
ево великое непослушание и за лениство. И
онъ, крестьянской сынъ, в то ся далъ, а
учения не возприял себЪ и учал себЪ
размышлять: «Стати мнЪ лутче у богатых
мужиковъ красть:
ночью
покраду, а в день продамъ, и да будет у меня
денешка скорая и горячая, и почну себе
товарищавъ прибирати, таких же
воровъ, каковъ я самъ».
И
прибралъ. И пошли ночью к некоему
крестьянину, и пришли ко вратамъ, и ударили
во врата,— ино у него ворота заперты. А самъ
онъ, тать, крестьянской сынъ, рече: «Отверзитеся,
хляби небЪсныя, а намъ — врата кресьянская!»
И взошелъ кресъянской сынъ с товарищи
своими, а самъ рече: «Взыде Иисусъ на гору
Фаворскую со ученики своими, а я — на дворъ
кресьянский с товарищи своими».
И
пришелъ ко клети и почал приниматся
у кресьянские клети за угол, а самъ рече: «Прикоснулся
Фома за ребро Христово, а я у кресъянские
клети за уголъ». Влесъ на кресьянскую клеть,
а самъ рече: «Взыде Исусъ на гору Елеонскую
помолитися, а я — на клеть крестьянскую».
И
почал тать у клети кровлю ломать, а самъ
рече: «Простирали небо, яко кожу, а я
кресьянскую простираю кровлю». И почал татъ
в клеть спускатся по веревке, а самъ рече: «Сниде
царь Соломонъ во адъ, и сниде Иона во чрево
китово, а я — в клеть кресьянскую». И пошелъ
по клети, а самъ рече: «Обыду олтарь твой,
господи!» И увиделъ на гвозди кнутъ тать, а
самъ рече: «Господи, страха твоего не убоюся,
а грехъ и злыя дела безпрестанно». И воръ
нашелъ под кроватью ларецъ с казною да
коробью с платьемъ, и онъ вытащил к себЪ, и
выбралъ из них, и что в них было, и то
вычистил. И онъ, крестьянинъ, ему отдал
ларецъ, и онъ взялъ, а самъ рече: «Твоя от
твоих к тебЪ приносящее о всехъ и за вся». И
не оставил у него ничего.
Нашелъ
у крестьянские жены убрусъ и учалъ
опоясываться, а самъ рече: «Препоясыватся
Исусъ лентием, а я крестьянские жены
убрусомъ». Нашелъ у крестьянские жены
сапоги красные и почал в них обуваться, а
сам рече: «Рабъ божий Иван в седалия, а я
обуваюся в новые сапоги крестьянские».
И
нашелъ в клети коровай хлеба и учал ясти. И
нашелъ на блюде калачь да рыбу и учал ясти, а
самъ рече: «Тело Христово приимите,
источника безсмертнаго вкусите». И нашелъ в
оловенике пиво и учал пити, а самъ рече: «Чашу
спасения прииму, имя господне призову.
Алилуия!». И увиделъ на крестьянине новую
шубу и он снял да на себя оболокал, а самъ
рече: «Одеяся светомъ, яко ризою, а я
одеваюся крестьянскою новою шубою».
И
та кресьянская жена послышала, и мужа
своего розбудила, а сама рече мужу своему: «Встань,
мужъ, тать у насъ ходитъ в клети!» И муж рече
жене своей: «Не тать ходитъ, но анггелъ
господень, а говоритъ онъ все божественые
словеса». И жена рече мужу своему: «Кабы был
он аггелъ господень, и онъ бы с насъ шубы не
снималъ да на себя не надевалъ».
И
кресьянин послушалъ жены своей, с кровати
сошелъ и под кровать наклонился, и взял
березавой ослоп и ударилъ татя в лопъ. И он,
тать, рече: «Окропиши мя исопомъ и очищуся, и
паче снега убелюся». И кресьянин ево
убоялся, и к жене на постелю повалился, учал
жену свою бранить: «Злодей ты и окаяница!
Греха ты меня доставила: анггела убилъ,
Христу согрубилъ. Да впреть ты молчи себЪ и
никому не сказывай!»
И
видит кресьяниново малоумие и нашелъ тать
под кроватью тасъ с водою, и онъ взял ис-под
кровати и учелъ руки умывати, а самъ рече: «Умыю
руце мои, обыду олтарь твой, господи!»
И
тать клеть отворил и возгласил товарищамъ
своим: «Обременении, покою васъ! А что я
зделал, собралъ, и вы пособите мнЪ вынести
вонъ!» И те ево товарищи внидоша в клеть, и
что было у кресьянина живота, то все
взяша и выдоша, и двери за собою затвориша. А
сам рече: «Чист есми домъ мой и непороченъ,
окроме праведнаго». И не оставил ему ничево.
Аминь.
 
|
|
