НОВАЯ
ПОВЕСТЬ О ПРЕСЛАВНОМ РОССИЙСКОМ ЦАРСТВЕ
НОВАЯ
ПОВЕСТЬ О ПРЕСЛАВНОМ РОССИЙСКОМ ЦАРСТВЕ И
ВЕЛИКОМ ГОСУДАРСТВЕ МОСКОВСКОМ, О
СТРАДАНИИ НОВОГО СТРАСТОТЕРПЦА СВЯТЕЙШЕГО
КИР ГЕРМОГЕНА, ПАТРИАРХА ВСЕЯ РУСИ, О
ПОСЛАННИКАХ НАШИХ, ПРЕОСВЯЩЕННОМ ФИЛАРЕТЕ,
МИТРОПОЛИТЕ РОСТОВСКОМ, И БОЯРИНЕ КНЯЗЕ
ВАСИЛИИ ГОЛИЦЫНЕ С ТОВАРИЩАМИ, О СТОЙКОЙ
ОБОРОНЕ ГОРОДА СМОЛЕНСКА И О НОВЫХ
ИЗМЕННИКАХ И МУЧИТЕЛЯХ, ГОНИТЕЛЯХ И
РАЗОРИТЕЛЯХ, И ГУБИТЕЛЯХ ВЕРЫ ХРИСТИАНСКОЙ,ФЕДЬКЕ
АНДРОНОВЕ С ТОВАРИЩАМИ
Православным
христианам матери городов Российского
царства преименитого великого государства
— всяких чинов людям, которые еще душ своих
от бога не отвратили, и от православной веры
не отступили, и в вере заблуждениям не
следуют, а держатся благочестия, и врагам
своим не предались, и в богоотступную их
веру не совратились, но готовы за
православную свою веру стоять до крови.
Бога ради, государи, моля всемилостивого
бога и пречистую его матерь, заступницу
нашу и молебницу, помощницу всему роду
нашему христианскому, и великих
чудотворцев, кои у нас, в Троице,
прославлены, и всех святых, порадейте о себе!
Вооружимся на общих супостатов наших и
врагов и постоим вместе крепко за
православную веру, за святые божии церкви,
за свои души и за свое отечество, за
достояние, что нам господь дал, и изберем
славную смерть! И если выпадет нам эта
участь, то лучше по смерти обрести царство
небесное и вечное, чем здесь — бесчестное,
позорное и горькое житье под властью врагов
своих.
Станем подражать и подивимся тому великому
нашему граду Смоленску, его обороне от
Запада, как в нем наша же братия,
православные христиане, в осаде сидят и
великие всякие страдания и притеснения
терпят, но стоят крепко за православную
веру, и за святые божий церкви, за свои души,
и за всех за нас, а общему нашему супостату и
врагу, королю, не покорятся и не сдадутся.
Сами знаете, с какого времени сидят и
всяческие великие притеснения терпят, но
никакой малостью не поступятся и ни на
какие их дьявольские соблазны и обещания не
польстятся, на те, что обещает им сам наш
супостат. И все стоят единодушно,
непреклонно и неизменно умом и душою против
их соблазнительных ложных обещаний. А душ
своих в грехе не потопят и навеки загубить
не хотят, но готовы лучше умереть со славой,
нежели жить в бесчестии и горе. А какое
мужество показали и какую славу и похвалу
снискали во всем нашем Российском
государстве! Да и не только во всей нашей
преславной земле, но и в иных землях, в
Литовской, и Польской, и во многих других;
чают, что и до Рима, или и еще далее, снискали
ту же славу и похвалу, что и у нас. Да и
самого того короля, лютого врага, супостата
нашего, поразили и его пособников (таких же
безбожников, как и он, которые с ним там, под
градом, стоят и город тот, как злые волки,
похитить хотят и которые у нас здесь, в
великом нашем граде, живут и на сердцах
наших стоят и, как лютые львы, всегда
поглотить нас хотят), а создателя нашего
прославили. А еще устрашили и в самое их
злокозненное и злобствующее сердце их
уязвили тем, что многих доброхотов их, а
наших врагов, перерубили, и перегубили, и
позорной смерти многих предали, да и ныне с
божьей помощью всегда их, врагов, губят и
сильно их рубят. Чаем, что и малые дети,
узнав, подивятся этой их, горожан, храбрости,
мужеству, великодушию и непреклонности
духа. Если же бог будет до конца их так
укреплять, как ныне, и выдержат они эту
суровую осаду и великое мученическое
страдание за православную веру, за святые
божии церкви, за себя и за всех нас и устоят,
то этой своей стойкостью все царство наше
сохранят от того лютого нашего супостата до
той поры, что одному господу известна, пока
он неизреченными своими судьбами невидимо
великую свою милость подаст всему нашему
великому государству и избавит нас всех от
таких непереносимых бед, изымет нас из-под
власти врагов наших, как агнцев из уст
волчьих. Тогда кто сможет описать эту их
доблесть и мужество?! Тогда можно будет и
прямо сказать, что не только в своей
единственной земле, но и по многим иным
странам: до Царьграда, и до Рима, и до
Иерусалима, к самому востоку и западу, к
северу и югу разнеслась эта слава: «В таком-то
царстве и сам тот город спасся и других спас,
а супостата и врага-короля попрал и прогнал
и все свое великое государство удержал».
Если бы таких несокрушимых городов,
поборников веры, в Российском государстве
хотя бы и немного было, не то чтобы все,
никогда бы тем нашим врагам и злым волкам
наша земля не была бы доступна, а проще
сказать,— не было бы им и повадно.
Подобает же нам подражать и дивиться и
посланникам нашим ото всей нашей великой
России: прежде всего — от последователя и
сопрестольника святых святейшеств
вселенских патриархов, от первенца и главы
церковной всея Руси, пастыря нашего и
учителя, и отца отцов и святителя, истинного
стоятеля, и твердого поборателя за веру
христианскую, потом — от самых благородных
и великих земледержцев наших и правителей,
ныне же, лучше сказать, и кривителей (да не о
том здесь речь, то впредь увидите), а также и
— от всех людей всяких чинов, — под тот град
Смоленск, к тому супостату нашему и врагу-королю,
на добрейшее дело, для мирного совещания и
наилучшего постановления о том, чтобы от
корня того гнилого и нетвердого, горького и
кривого дерева, в тени растущего (на него же,
полагаю, и праведное солнце едва ли сияет, и
совершенной благодати от него не бывает, а
если же по устроению своему оно изредка на
него и взирает, то все же искоренение его
ожидает), ветвь, избираемую нами только ради
величия рода, от него отделить, и водою и
духом ее достойно освятить, и, вышнего
велением, на высоком и преславном месте
посадить, что своим превосходством превыше
и славнее всех мест во всей поднебесной. И
расти бы той ветви и цвести во свете
благоверия, от горечи бы своей ей
избавиться, и приобрести бы сладость, и всем
бы людям подавать плод сладок, а злой бы
корень и зелье с того места вон вывести (ведь
этого дурного коренья и сорных злаков на
том месте много укоренилось!), и чтобы уж
тому высокому и преславному месту больше не
колебаться, ибо, за некую провинность перед
творцом, место то стало колебаться, а
живущие в нем — смущаться и головами своими
глупиться, а оттого — и великой крови
литься. А ту бы посаженную ветвь беречь со
всей тщательностью единодушно, а не
двоедушно, то есть рожденного от него у него
бы выпросить и к нам с ним прийти, а нам бы
его, по нашему завету, как бы заново родить,
и из тьмы неведения вывести, и, как слепому,
свет дать, и на великий престол возвести, и
посадить, и скипетр Российского царства
вручить. А ему бы у нас все на благо творить,
и веры бы нашей и закона ничем бы не
нарушать, а свое бы ему нечестивое
происхождение забыть. И нам бы ему тоже
неизменно и бескорыстно служить. А тех бы
врагов наших и губителей от нас, из
царствующего града и из всей нашей земли,
выслать вон и выгнать, как злых и голодных
волков, в их проклятую землю и веру. И уж
тогда бы неповинной христианской крови
больше не литься, волнениям прекратиться и
впредь тихо бы и безмятежно жить, если
всемилостивый владыка утолит после этого
свой праведный гнев.
Злонравный же и жестокий тот супостат-король
ничего подобного не хотел и не мыслил в уме
своем, чтобы так тому быть, как нам угодно,—
ведь с давних лет на наше великое
государство все они, окаянные и безбожные, и
те, что прежде того были, его же братья, той
же их проклятой земли и веры, помышляют, как
бы им великое государство наше похитить и
веру христианскую искоренить, а свою
богомерзкую учинить. Но тогда еще не
приспело им время, пока не дошло до
нынешнего нашего супостата врага, короля. А
он так сильно возрадовался злокозненным
сердцем своим и распалился всеми членами
своими, словно тот, кто, еще не овладев,
жаждет обрести великое богатство и в душе
своей уже ликует, но по какой-то причине еще
не окончательно держит его в своих руках.
Так и он, окаянный король. Не ему искони дано
богом и тем более — ни его наследство, ни
отечество, а хочет само великое наше
государство и с ним бесчисленные богатства
взять и владеть, и радуется, и кипит злым
своим сердцем чаем, что и на одном месте не
усидит или же мало спит от своей великой
радости, но из-за непокорности и
неодолимости того крепкого нашего града
еще не окончательно видит у себя в руках все
наше Российское великое государство. Или же
подобен он некоему злому и властному
безбожнику: не по своему достоянию и даянию
ему от создателя, хочет взять за себя
невесту, прекрасную и благородную, богатую
и известную и во всем совершенную, к тому же
и благоверную. Но из-за нежелания невесты и
ее родственников и доброжелателей (кроме ее
злодеев) не может вскорости ее взять и мужем
ей стать, пока родственников и
доброжелателей невесты силою и какими-нибудь
ухищрениями не победит и себе их не покорит,
а тогда и невесту со всем ее богатством за
себя возьмет. Так и он, окаянный, еще не
окончательно великое наше государство в
руках своих держит из-за нежелания
царствующего великого нашего града и того
крепкого нашего заступника и поборника, под
которым он, окаянный, сам стоит, а также и
иных всех наших городов, не хотящих его (кроме
его доброхотов, а наших злодеев, которые
ныне им прельщены и тленной, мимолетной и
гибнущей славой и богатством ослеплены,— о
них впредь еще будет наше слово).
И еще на то надеялся, окаянный, что по божьей
воле царский корень у нас перевелся,
восприяв вместо тленного и мимолетного
царство небесное и вечное, а земля наша, за
великие грехи наши, без них, государей,
овдовевшая, в великую скорбь поверглась. А
горше всего, в ней произошел разлад: из-за
гордости и вражды не захотели многие из
рода христианского царя избрать и ему
служить, но пожелали среди иноверных и
безбожных царя изыскать и ему служить. А те,
прежденазванные его доброхоты, а наши
злодеи — об именах их нет здесь речи —
растлились умами своими и захотели
соблазнам мира сего служить и в великой
славе быть, а иные, нелюди,— не по своему
достоинству чина почетного достичь. И ради
этого от бога отпали, и от православной веры
отстали, и к нему, супостату нашему, королю,
всей душой пристали, и окаянными своими
душами пали и пропали, и хотят его, злодея
нашего, на наше великое государство
посадить и ему служить. И по ею пору чуть ли
не все Российское Царство ему, врагу,
предали! Если бы они могли, то в одночасье бы
его, врага, сюда привлекли и во всем бы с ним
совершили свою волю над нами. Но
всемилостивый владыко еще нас, грешных,
своей милостью не оставляет, и умысел их и
заговор разбивает, и тем крепким нашим
градом, под которым он, злодей, стоит, его
обуздывает, и к нам идти воспрещает. А если
за великие грехи наши, по божьему гневу и
его, злодея нашего, злому умыслу он каким-нибудь
способом возьмет тот наш накрепко стоящий
город, тогда и до царствующего града дойдет,
и всех достигнет, и нас себе покорит. И еще
те его доброхоты, а наши злодеи, о нем радеют,
во всем ему добра желают и великое
Российское царство полностью отдать ему
хотят ради своей мимолетной славы и величия.
Потому он, окаянный, и не хочет так сделать,
как нам угодно. И уж, конечно, в уме своем
представляет, что овладел великим нашим
государством, а так как бесовским своим
воинством всю нашу землю наполнил, то
окончательно и уверился в этом.
И тех посланников наших задерживает, и
всяческими притеснениями, голодом и жаждой
их совершенно изнуряет, и пленом угрожает.
Пошли они от нас со многими людьми в великом
множестве, а ныне-де лишь с малой дружиной
остались двое самых представительнейших. А
остальные-де, все, кто не смог вынести
великих страданий и притеснений, тому
супостату-врагу, королю, поклонились и его
воле вверились. Того не ведаю, все ли по
велению сердца пред ним склонились или
втайне верны, нам, да ныне-де усмирены, но с
нами стоять за веру хотят, только разошлись
и разъехались одни к нам, а другие — кто
куда по своим местам.
А те-де наши оставшиеся, самые
представительные, так же, как и сами
горожане, стоят упорно и непреклонно духом
своим за святую непорочную христианскую
веру и за те условия договора, о чем здесь с
подручным его Желтовским (таким же
безбожником, как и сам наш супостат) было
установлено соглашение с нашими
земледержцами (ныне же, по уму своему,
достойными наименования землесъедцами).
Подобает весьма восхвалять их и удивляться
им. Что может быть похвальнее, и
удивительнее, и бесстрашнее? В руках будучи
у своего злого супостата и врага, пред
смертью стоя и терпя всякие принуждения, а
все же лица своего пред ним, супостатом, не
позорят и в глаза ему говорят, что отнюдь
его воле не бывать и самому ему у нас не
живать, да и не только ему, но и рожденному
от него, если тот не будет освящен так же,
как и мы, божией благодатью.
Еще более почтим да подивимся пастырю
нашему и учителю, и великому отцам отцу, и
святителю! (Имя же его всем ведомо.) Словно
столп непоколебимо стоит он посреди нашей
великой земли, посреди нашего великого
государства, и православную веру защищает,
а всех душепагубных наших волков и
губителей увещевает. И стоит один против
всех них, как муж-исполин, без оружия и без
воинского ополчения, только учение, как
палицу, держа в своей руке против великих
агарянских полчищ и побеждая всех. Так и он,
государь, вместо оружия только словом
божьим всем врагам нашим затворяет уста и, в
лицо их посрамляя, ни с чем отсылает от себя.
А нас всех укрепляет и поучает устрашения и
угроз их не бояться и душами своими от бога
не отступаться, а стоять бы крепко и
единодушно за дарованную нам Христом веру и
за свои души, как и они, горожане, в том граде
и как посланцы наши под тем же градом.
О великое божье милосердие! Еще не до конца
прогневался он на христианский род. О чудо и
диво! И воистину великого плача достойно,
как мать городов Российского государства
со всеми ее крепостными стенами и великими
умами и душами врагам и губителям
покорилась и сдалась и на волю их отдалась,
кроме лишь того нашего великого, стойкого и
непоколебимого столпа, духовного и
крепкого алмаза, и с ним еще многих
православных христиан, которые хотят за
православную веру стоять и умереть!
А тот, прежде упомянутый град, воистину
великий по своим деяниям, против тех
супостатов наших и врагов, а точнее сказать,
против самого лютого супостата нашего,
злого короля, желающего погубить святую
нашу и непорочную веру,— крепко вооружился
и укрепился, и не покорился, и не сдался. Да и
ныне стоит и утверждается, можно сказать,
все великое наше Российское государство
поддерживает, а всех наших врагов, тамошних
и здешних, и самого того общего нашего
супостата-короля стращает. И, как
бесстрашный воин, сдерживает он уздой
челюсти дикого, свирепого, неукротимого
жеребца, трубящего на кобылицу мула, и все
тело его к себе обращает, и воли ему не дает,
а ежели даст, то и сам от него погибнет,
занесен будет в бездонную пропасть и
разобьется. Также и тот великий град, своими
подвигами великий, помыслы того супостата
нашего и похитителя веры нашей
православной, с ревом рвущегося на великое
наше государство и на всех нас, укрощает и к
нам ему идти возбраняет. Если бы град тот до
сих пор не останавливал его и не удерживал,
без всякого сомнения, давно бы супостат наш
у нас здесь был. А если бы бог, за великие
грехи наши, его к нам допустил, он бы вконец
всеми нами овладел и во всем бы над нами
волю свою учинил. Горше же всего, святую и
непорочную нашу веру тоже бы вконец
искоренил, разве что только наш великий и
непоколебимый бога заступник веру бы до
конца удержал (или нет?), не смею и дерзнуть
вымолвить. А ныне его, супостата нашего,
злого короля, тот наш град не за голову, не
за руки, не за ноги, но за самое злонравное и
жестокое сердце держит и к нам идти не дает.
И посланники наши также крепко и единодушно
православную веру защищают, и пред тем
супостатом нашим ни в чем лица своего не
срамят, и за правоту против него стоят. И
хотя они не в граде с горожанами сидят и
словесного с ними совета не держат, но
сердца их, по божьему промыслу, вместе с
горожанами благочестием горят.
А у нас, здесь, прежде названный
непоколебимый столп сам мужественно и
непреклонно духом своим стоит и не единые
лишь стены великого нашего града держит, но
и всех живущих за ними бодрит, и учит, и
духовно им в погибельный ров впасть не
велит. И более того, великое это безводное
море словесами своими утишивает и укрощает.
Сами все видите! Если бы не он, государь, все
здесь держал, то кто бы другой такой же
встал и нашим врагам и губителям
мужественно противостоял?! Давно бы под
страхом наказания от бога отступились,
душами своими пали и пропали.
Если
же божьим изволением, и помощью, и всех
наших грехов прощением все великое наше
государство будет спасено двумя этими
крепкими заступниками и поборниками веры
нашей христианской, и от тех врагов
избавится и защитится, покамест еще доброе
начинание ваше не свершится, и замыслы ваши
над теми врагами не успеют проявиться (скажу,
что там это — от града, а здесь — от того
стойкого нашего и непоколебимого столпа),
то уж ни в коем случае подобное важное
известие и событие не сможет от многих
земель утаиться, но повсюду разнесется и
прославится, как такими мерами некое
царство спаслось и от врагов своих
избавилось. И еще скажу: «О, велико божье
милосердие и щедроты его ко всем нам!» Там
град стоит, и супостата держит, и намерения
его обуздывает, и всем нам для защиты бога и
православной веры усердие придает, чтобы
все мы, видя его крепкую и непреклонную
оборону, также крепко вооружились и стали
против супостатов своих. А здесь, у нас, наш
крепкий и непоколебимый столп стоит и всех
нас бодрит и учит и тому же граду подражать
велит.
Приступайте, начинайте, православные!
Приступайте, начинайте, христолюбивые!
Мужайтесь и вооружайтесь, поднимайтесь на
врагов своих, чтобы их победить и царство
освободить! Не выдайте наших по богу
спасителей и нерушимых заступников: там —
града и посланных под него, а здесь — общего
нашего пастыря и учителя, и отцов отца, и
святителя!
Скажу вам истину, а не ложь, что супостаты
наши, которые ныне у нас,— заодно с нашими
изменниками - единоверцами, новыми
богоотступниками и кровопролителями, и
веры христианской разорителями,
родственниками сатанинскими, собратьями
Иуды, предателя Христова, с нашими
начальниками и с иными их прислужниками,
пособниками и единомышленниками, которые
недостойны по своим злым делам истинным
именем своим именоваться (называть их
следует — душепагубные волки), ибо хотят
нас вконец погубить и под меч склонить, а
жен наших и детей в рабов и холопов обратить,
нажитое же нами разграбить и, что горше
всего и печальнее,— святую нашу непорочную
веру вконец искоренить, а свою, отпадшую от
православия, насадить и самим в наших
владениях жить. Сами видите, что они ныне
над нами чинят: всегда пред очами нашими
всем нам смерть показывают, издеваются,
насилуют и убивают нас, и дома наши отнимают
у нас, и нас же при этом позорят. Как волки,
зубами своими скрежещут, пугают нас и
грозят смертью. Да и не только над нами
глумятся и насмехаются, но и над самим
образом создателя и богоматери. И руками
дерзают прикасаться и стреляют в
воплощенный образ божий и пречистой его
матери, о чем ныне свидетельствуют
злодейские руки, пригвожденные к стене под
образом божьей матери, всем им, окаянным, на
устрашение и трепет. И все стремятся быть
вооружены и оснащены, словно против
истинных злодеев изготовлены. Знают,
окаянные, что не в свои владения пришли и
сверх меры хотят себе заполучить, если бог
до того их допустит.
Ныне же послали во все города, по которым
стоят такие же губители и неповинного
новоизраильского рода кровопролители, и
велели им прибыть сюда к нам. А наших людей
воинского звания, которые живут у нас здесь,
тех всех высылают долой, замышляя так, чтобы
их, врагов, было много, а нас мало, чтобы нам
против них совсем нельзя было подняться, а
им бы вконец нами овладеть и себе покорить.
Так не смотрите же на то, православные
христиане, и не верьте лицемерию тому, что
ныне они пред вами чинят: сами своих же
людей казнят. А все обманывают нас, уверяя и
прельщая вас тем, как поступают и обещают,
что не отцу у нас быть, а сыну.
Да и сам тот злодей наш, сыновий отец, тоже
прельщает и манит, подобно сатане,
наваждения творит и, словно бесов, с
известиями присылает, что будто бы хочет
сына своего нам дать по решению и
добровольному соглашению с ним, злодеем,
здешних его, злодея, злодеев наших, а его
доброхотов, прежде названных тех
изменников, всего нашего великого
государства крестопреступников и
вероотступников. Видя здесь, в нашем мире,
волнение и за веру стояние, оттого-то нас
прельщают и манят, чтобы всех нас подчинить
и укротить, а великого бы нашего моря не
возмутить, и им бы самим, врагам, в нем не
потонуть, и голов своих не сложить. И так вот
рассуждают, покуда не соберутся в большом
числе со своими сообщниками, такими же
безбожниками, и покуда сам наш супостат и
сущий всем нам враг не возьмет каким-нибудь
ухищрением и божьим попущением, а всех нас
великим грехом и преступлением пред ним,
господом, того нашего града, стойкого
защитника, непокорного ему, злодею. Как змей,
тогда прилетит к нам со всем своим
бесовским воинством, а те, что ныне здесь, у
нас, все на нас поднимутся, как змеи и
скорпионы или как волки лютые, и он овладеет
нами. И тогда нам будет от них окончательная
погибель, если господь бог за великие грехи
наши разгневается на нас и окончательно
захочет нас предать им, как псам, на
съедение.
Но никогда тому, православные, не быть, чтоб
сыну у нас, здесь, жить! Сами видите, что все
это лживый обман и хитрость. Неужели этому
не поверите, видя над собой явное
злоумышление?! Думаю, что и малые дети,
услышав это, понять могут, а не только
взрослые и разумные люди. Когда же отец
желает зла сыну?! И то, нам сына дать, а
самому, как злому волку, под городом
Смоленском стоять, и тем же врагам волю дать
нашу землю разорять, и неповинную кровь
христианскую проливать, а у остальных
чрезмерные и неподъемные подати взимать, и
до смерти их мучить, да и наших посланных
туда до смерти морить, а у нас здесь, в
великом граде, большое притеснение чинить?!
Так ли сыну прочить, если все вконец губить?!
А он, окаянный, этими делами не только сыну
не прочит, но и сам здесь жить не хочет. Ему
бы только свою волю совершить и великую бы
славу учинить, что всеми нами они овладели,
а нам бы под его властью быть и ему
принадлежащими слыть. А ему бы своих
подданных, таких же безбожников, в великом
государстве нашем насадить, и всем бы
царством, что еще вживе останется, им
править и ведать поручить, и дани-оброки
всякие тяжкие взимать, а к нему бы, врагу,
как бесам — к сатане, жертвы приносить. Верьте
полностью, христолюбивые, тем словам, что
сыну — не бывать!
Еще прежде этого всем вам стали очевидными
и собственное его, отцовское, злокозненное
желание и вся его тайна. Некто из того же
душепагубного и бесовского сонмища, а для
нашего, Христу тезоименитого, рода зачинщик
зла и губитель божьего жребия (за все его
злые дела недостоин он быть назван во имя
духовного или святого, но должно прозвать
его «злой человекоядный волк»), этот
душепагубный волк, на того нашего великого
столпа и отцов отца и святителя (имя же его
всем вам ведомо) яд свой изрыгнул и
потаенное свое всем явно открыл: замыслил
своим злохитрым умом покачнуть тот
непоколебимый наш столп и на свою
богоотступную сторону склонить. Словно
змей словами своими соблазнял, чтобы он,
великий столп и твердый алмаз, и сам бы
поколебался в сторону их суетных и
человекоубийственных помыслов и желаний,
сдался бы на их вражью волю, и весь бы наш
многочисленный народ духовно навеки в
погибельный ров впасть понудил, и сам бы,
всего мира спасение, злодею-отцу присягнуть
повелел. Великий же и непоколебимый столп
богом прочно водружен, не на песке основан,
а на тверди сердец: и сам никогда не
колебался и ни малость не покачнулся в их
богоотступную сторону и ту палату, великую
вширь, вдаль и округ, что на нем стоит и
держится, и в ней живущий многочисленный
народ до греха не допустил и духовно их
навеки не пленил, а еще больше укрепил. Тот
же вышеназванный, многих душ губитель и
злой разоритель великого государства, видя
крепкое и непреклонное того столпа стояние
за святую и непорочную веру и за все
православное христианство, разверзнул свои
дьявольские уста и начал, как обезумевший
пес, в небо глядя, лаять, и скверными словами,
словно сущий буян камнями, в лицо святителю
метать, и высокочтимое священство
бесчестить, и даже родившую его мать
упоминать с непристойным и оскорбительным
словом. Он же, государь, твердый алмаз, не
только тем словам не внял и той его
словесной буйности не убоялся, не
устрашился, но даже и осмеял его безумную
словесную дерзость, да и крепко ему
пригрозил и великую беду ему провозвестил;
пречистыми устами своими ему изрек, мнится
мне, словно острым оружием, своим словом
святительским тело и злонравную душу его
посек: «Да будешь проклят со всем своим
сонмом в сем веке и в будущем, также и с тем,
кого сам так желаешь и кому, словно всего
мира спасению, крест целовать побуждаешь!»
И еще добавил: «Нам не только он не угоден,
но также и отпрыск его, если не исполнит
нашей воли». Он же, окаянный, потупив лицо
свое, отошел со всем своим сонмом, посрамлен
и изумлен, но более того разъярен на
великого пастыря и учителя и за правду
крепкого стоятеля, словно змей шипя или как
лев рыкая. После же, окаянный, опомнился и,
поняв свою вину и осознав злой свой умысел,
раскаялся про себя в дерзости словесной,
что не время ему было так говорить и явно и
нагло великому господину тайну свою
открыть. И побоялся многочисленного народа
христианского: что, если все это
словопрение, как недостойный, злой и
неугодный им поступок, до них донесется, а
также того, что несправедливо вел он себя с
высочайшей главой и непоколебимым столпом,
не как положено со святейшим, а его, как из
простых простейшего, словно пес, лаял и
бранил. И от тех своих речей отказаться
вздумал, будто и не говорил, и, как в темных
хоромах, затворил в скверном теле своем
лукавую свою душу. А потом ведь, злодей, и
еще лицемерие сотворил: будто бы
расшумевшимся был и не помня что говорил; и
у великого святителя и незлобивого учителя
прощения испросил. Однако же хотя и
прощения просил, но все же и впредь от злого
своего нрава-обычая и злодейских замыслов
не отказался. И ныне дышит и сипит, словно
скорпион, и не переставая крамолы
воздвигает, и все свое плотское бесовское
сонмище возмущает, и всячески ему, государю,
досаждает. И теснят сами все видите — и
мыслят со всеми своими пособниками, как бы
его, государя, вконец погубить, чтобы без
него все свои желания свершить и, как змеям,
всех нас поглотить. А как я уже сказал, без
него некому будет им, врагам,
препятствовать и противостоять накрепко,
как он, государь.
Он же, великий столп и твердый алмаз,
мужественный воин Христов, не имея ни тула,
ни меча, ни шлема, ни копья, ни воинов
вооруженных (ибо ему не положено то, не
ведено создателем все это держать при себе),
к тому же ни стен, крепко огражденных, лишь
словом божьим, как неким оружием, опоясался
или, словно избранным воинством, ополчился
и некими неприступными стенами оградился. «Не
бойтесь,— сказал,— убивающих тело: души
ведь коснуться не могут!» И воссылает он
всегда от всего сердца к богу и пречистой
его матери свои молитвенные словеса о себе
и обо всех нас, а более всего о святой и
непорочной христианской нашей вере, чтобы
православная христианская наша вера от тех
врагов наших и губителей не погибла; и слезы
из очей своих, словно речные стремнины,
испускает перед образом господа нашего
Исуса Христа, и пречистой его матери, и
прославленных в Русской земле великих
чудотворцев, и всех святых и надеется
своими обильными слезами и молитвенными
словесами, как острыми стрелами, от себя и
ото всех нас тех наших общих явных врагов
отогнать и поразить и все великое
государство от них освободить.
О столп крепкий и непоколебимый! О крепкая
стена и забрало у бога и пречистой его
матери! О твердый алмаз, о поборник
непобедимый! О непреклонный веры заступник!
О воистину пастырь неложный! В похвалу
сказано было о таких великих и стойких
душою — «пастырь добрый»: «Пастырь добрый
душу свою полагает за овец». Воистину,
воистину, пастырь он добрый, а не наемник:
душу свою полагает за овец, которых ему дано
пасти. А на вые его возложены все мы,
православные христиане. Напоминает он
божественное писание: «Подобает за слово
божье на смерть стоять». И видим все: не даст
слову божию пропасть на земле и, хотя всегда
рядом со смертью ходит возле общих наших
врагов и губителей, однако хранит надежду
на творца нашего, и богоматерь, и на великих
чудотворцев, общих наших заступников и
богомольцев. Ежели ему, государю, и случится
за слово божие умереть,— не умрет, но жив
будет вовеки.
Во
всеуслышание и решительно следует сказать:
если бы таких великих, стойких и
непоколебимых столпов было у нас не мало, то
никогда бы в нынешнее злосчастное время
наша бы святая и непорочная вера от тех
душепагубных волков, от явных врагов, чужих
и своих, не пала, но еще более бы просияла, а
великое бы наше море без колыхания и
волнения стояло. А ныне один уединенно
стоит и всех держит, а врагам сурово грозит.
И иному некому пособить ни словом, ни делом:
кроме бога, пречистой его матери и великих
чудотворцев никаких других пособников не
имеет. Те же, кто были его сынами и
богомольцами и принадлежат тому же
духовному сану,— те славою мира сего
тленного прельстились, проще сказать,
подавились, и на сторону врагов склонились,
и творят их волю.
А сами наши земледержцы (как уже прежде
сказал,— землесъедцы), те давно от него
отстали, и ум свой на полное безумие
променяли, и к ним, ко врагам, пристали, а
пред иными, как пред своим подножием, ниц
пали, и господское свое происхождение
променяли на жалкое рабское служение, и
покорились, и поклоняются неведомо кому,
сами знаете, и угождают ему, и смотрят ему в
рот нечестивый, что им позволит и прикажет,
как нищие, пред проклятия достойным богатым.
(Впредь мы вскоре объявим вам его имя,
проклятое богом и людьми. Теперь же пойдем
дальше.) Так-то вот эти наши благородные
сглуповали и душами своими пали и пропали
навеки, ежели только не обратятся от этого
зла и худа к добру. Горше же всего они нам то
учинили, что всех нас предали, и не только
предали, но и заодно с ними, с врагами,
вместе на нас ополчились и хотят нас всех
погубить и веру христианскую искоренить.
Ежели и есть избранные среди тех же чинов и
боярских родов, которые сердцем обращены к
христианской вере и о нас обо всех жалеют и
радеют, да они не могут ничего сделать и не
смеют начать, ибо не с кем в борьбе
соратничать, да притом же еще и свое
положение потерять, а им, врагам, ничего не
сделать, ибо сильно они завладели:
многих
бренным богатством и славою прельстили,
иных закормили и везде своих доносчиков и
доброхотов поставили и понасадили.
Один только у нас ныне есть у бога и
пречистой его матери стена и забрало, так
это он, государь, великий святитель и
крепкий заступник. Ежели с ним, государем,
по вине наших врагов что-то и случится и он
от телес отрешится и от света сего тленного
в вечные обители переселится, то и вера наша
теперешними нашими губителями
окончательно погубится, если только
ненависть ваша к ним так и не проявится. А
ежели его, государя, от них бог соблюдет и он
невредим поживет, тогда бога, и пречистую
его матерь, и великих наших чудотворцев, и
всех святых умолит, и себя и всех нас спасет,
и веру поддержит, и врагов победит молитвою
своею.
А вы, православные, не помогаете ему,
государю, ни в чем! Говорите одно, а на деле
бог весть чего еще от вас ждать. Снова прошу
вас с великими слезами и сокрушенным
сердцем: Порадейте о себе и о всех нас!
Мужайтесь и вооружайтесь и совет меж собой
держите, как бы нас от врагов своих
освободити! Время, время пришло! Время
приспело великое деяние-подвиг совершить и
смело на страдание решиться, как только бог
вам укажет и помощь вам подаст! Прибегнем же
к богу, пречистой его матери, к великим
чудотворцам и всем святым! Припадем к ним с
искренней верою, со смиренным сердцем и
горячими слезами, да подадут нам милость
свою! Препояшемся оружием телесным и
духовным, то бишь молитвою и постом и
всякими добрыми делами! Станем храбро за
православную веру и за все великое
государство, за православное христианство
и не предадим пастыря нашего и учителя,
крепкого поборника веры православной, и
того нашего преславного града, который за
всех за нас стоит и супостата нашего держит.
Сами вы знаете, что если не теперь умрем, то
все равно умрем. Да пусть же за правоту нашу
сохранит нас господь невредимыми и не
погибнем от врагов своих! Если же ныне будем
терпеть, время тянуть, то погибнем сами по
себе, из-за своего нерадения и
нерешительности.
Что стали, что оплошали? Чего ожидаете и
зачем врагов своих к себе допускаете, а
пагубному корню и зелью даете в земле
укорениться и, как злой горькой полыни, пуще
расплодиться?! Или того ждете, чтобы вам сам
тот великий столп святыми своими устами
изрек и повелел бы вам против врагов встать
и вас на кровопролитие поднять? Сами знаете,
его ли это дело — повелевать кровь
проливать?! Ей-ей, никогда от него, государя,
такого наставления не будет, ибо и сам он,—
государь великого разума, понимания и
мудрого ума,— полагаю, мыслит, чтобы не от
него началось, но им бы добро свершилось,
его бы непреклонной стойкостью и молитвами
к богу, а вашим бы старанием, ополчением на
врагов и мужеством. То ли вам не весть от
него, государя, что он, как добрый пастырь,
всех нас спасает от душепагубных,
человекоядных волков и чистой нашей
голубицы не даст им, словно змеиной пастью,
поглотить и погубить, да ожидает с часу на
час божьего вспоможения и вашего против них
старания и дерзновения?! А ежели вы и без его,
государева, словесного повеления и
рукописания за правду свою на злодеев
дерзнете и благо сотворите и их, врагов,
победите, царство от бед освободите и веру
сохраните, а его, государя, святителя
великого, и себя, и всех нас от врагов
избавите, то не будет вам от него проклятия
и запрета, более того — великое
благословение вам и чадам вашим, из рода в
род, каждому до скончания его жизни.
Сами вы видите, какое гонение на
православную веру и какое притеснение всем
православным христианам от наших губителей
и врагов! Беспрестанно многим смертоносное
посечение, а иным тяжкое ранение, иным
ограбление, а женам бесчестие и насилие. И
покупают не по цене и отнимают насильно;
притом не по цене оценивают и не серебром
платят, а стоят с мечом над головой всякого
торгующего православного христианина и
смертью грозят. Наш же брат, православный
христианин, видя свое осиротение и
беззащитность, а их, врагов, полное одоление,
не смеет иной и рта раскрыть, боясь убитым
быть, даром от имущества своего отступается
и только слезами обливается. И уж больше
нечего им, врагам, было выдумать, как бы еще
всех нас, православных христиан, притеснять,
надругиваться над нами, кичиться и
насмехаться, так они (как видим мы сами) вот
что ухитрились затеять для всего великого и
могучего нашего царства (поистине великого
и неукротимого, как море!): на той стороне,
где стена имеет двое ворот рядом, одни
ворота затворить и на замки закрыть, а
другие — приотворить, да и то вполовину. А
множеству христианского люда не то что
тесными и узкими воротами бывало не пройти,
да и в широкие-то не в одни, а только через
многие удавалось выйти, ибо божьей
благодатью христианский люд бесчисленно
расплодился и умножился. Ныне же за грехи
так нас всех поубавилось, посечено и угнано
теми же врагами и губителями в плен, в
проклятую их землю и веру! Но хотя и
убавилось, хотя и мало нас кажется, а много
еще набирается; и всегда в тех воротах
начинают друг друга теснить, попросту
сказать, как мышей, давить, и шум, и визг, и
крик бывает из-за этого узкого и
затрудненного проезда и прохода. А им бы при
этом, самим врагам, вооруженным всяким
смертоносным оружием, с обеих сторон тех
узких ворот стоять наготове пешими и на
конях, и у самых шей наших и сердец это свое
оружие в руках своих держать, и нас бы всех
постоянной и явной смертью устрашать.
Это ли вам не весть, это ли вам не повеление,
это ли вам не приказание, это ли вам не
писание?! Ох, ох, увы, увы! Горе, горе злое-лютое!
И куда идти, куда бежать? Как не заплакать,
как не зарыдать, как всей душой не страдать,
как в грудь себя не бить?! Как же сами мы не
заботимся и не радеем о себе, когда видим за
великие и бесчисленные грехи наши по воле
создателя и творца полное наше смирение, а
врагам, чужим и своим, попущение, и
всяческое от них над собой надругание, и
осмеяние. Хотя и плачем, и рыдаем, и бьем
себя в грудь, и всей душой страдаем, и сильно
тем создателю досаждаем, но подвига и
рвения не проявляем, и к богу не прибегаем, и
его не умоляем, и против врагов ничего не
замышляем, а все на произвол пускаем и сами
же в своей земле и вере злое семя укореняем.
И еще скажу: «Ох, чем только нас господь за
бесчисленные грехи наши не смиряет, и каких
только наказаний не посылает, и кому только
нами владеть не повелевает!» Сами видите,
кто он такой. Не человек, а неведомо кто! Ни
царских родов, ни боярских чинов, ни из
избранных ратников; говорят, от смердовских
рабов. Его же, окаянного и треклятого, за его
злые дела следует называть не именем
Стратилата, а именем Пилата, не во имя
преподобного, но во имя неподобного, не во
имя страстотерпца, но во имя землеедца, не
по имени святителя, но по имени мучителя, и
гонителя, и разорителя, и губителя веры
христианской. И по известному его прозвищу
также недостойно его называть во имя
святого, а от названия человеческого
нужного прохода — Афедронов. Таким
именитым государством владеет и его, словно
великое море, колеблет: что хочет, то и
творит, и никто ему не возбранит!
А сами наши земледержцы и правители (ныне же,
как я уже прежде сказал,—землесъедцы и
кривители), те словно ослепли или онемели,
прямо сказать, ни один не смеет тому врагу
ничего запретить и великому государству ни
в чем пособить. А иные молчат, не говорят и
ни в чем ему не перечат, ибо вместе же с ним,
врагом, всех нас погубить хотят. Целые полки
людей всяких чинов за тем врагом следом
ходят и милости и указаний его ждут. Не
только простые и неименитые люди, но даже
боярские и дворянские дети и сами дворяне,
благородные и сановитые, иным из которых он,
враг креста Христова и всех православных
христиан, и в подметки негож.
А еще враг и лютый злодей наш не своим
состоянием завладел. Как Ихнилат, в цареву
ризницу пробрался, чтобы разорить и
погубить ту великую царскую казну, что за
многие годы многими государями-самодержцами,
великими князьями и царями всея Руси была
собрана и положена. Он же, окаянный, как выше
упомянутый Ихнилат, в одночасье или же за
недолгий срок все хочет извести, расточить
и погубить, и оставить эту цареву ризницу
вконец разоренной, словно пустой и ненужный
дом. Да уже и оставил! И теперь эти великие
сокровища, драгоценные камни, и одежды, и
всякие вещи, что нам неведомы и нами
невиданны, со своими единомышленниками
разбирает и вещь к вещи прибирает, а также
золото, серебро и жемчуг в большие сундуки
насыпает и к тому вышеназванному супостату
нашему, врагу-королю и похитителю, под тот
обороняющий нас град посылает.
А мыслят, окаянные, так в уме своем: если
божьим промыслом и вашим над ними, врагами,
помыслом, благо для нас свершится, если
здесь, у нас, божьей милостью их желание не
сбудется, а доброе дело осуществится и над
ними, врагами, победа объявится, а им, врагам,
от нас убежать случится, то чтобы им у
своего сатаны положения своего не лишиться,
и смерти бы от него не приключиться, можно
было бы теми бесчисленными и драгоценными
сокровищами с ним и примириться. Но если
царство наше перед ними не выстоит,
погибнет,— кто не восплачет, кто не
возрыдает, кто не вздохнет?! Полагаю, что не
только нашей православной веры и
христианского рода православный
христианин, но и иноверный из тех же врагов,
кто хоть мало-мальски мягок и жалостлив
сердцем, если не заплачет, то и он вздохнет и
скажет: «Как же такая великая и
прославленная во всех странах земля
оказалась в разорении, такое великое
царство в запустении, а столь богатая
царская ризница в расточении!»
А вы, православные, богом почтенные,
сжальтесь над собой, содрогнитесь сердцем,
видя пред собой столь непереносимые
бедствия и скорби, видя всегда перед
глазами своими свою погибель и попрание
веры нашей православной! Не отдавайте сами
себя в руки врагов своих! Призвав в помощь
бога, и пречистую его матерь, великих
чудотворцев, и всех святых, поднимайтесь на
врагов своих! Может быть, господь бог наш
Исус Христос, наказав нас праведным своим
гневом, да и помилует, и на них, врагов,
победу даст, избавит и спасет нас от них. А
они, злодеи наши и губители, одно замышляют
против нас (как я уже и прежде вам говорил):
хотят нас погубить, а оставшихся своей воле
подчинить.
И тому, что в этом письме я рассказываю вам и
пишу, верьте без всякого сомнения! А я, к их
намерениям и замыслам прислушиваясь, помню
свою православную веру и не хочу души своей
грешной вконец погубить и в геенне быть. По
ошибке своей и слабости, славой мира сего
прельстился и к ним, врагам, прилепился,
ради суетной славы и тленного богатства,
как и прочая братия наша. Все мы, того ищучи,
от того и погибли. Если бы того не искали,
от бога бы все не отпали, и душами и телом не
пали бы, и не пропали. Ныне же я прозрел, что,
следуя им, врагам креста Христова и
губителям всех нас, православных христиан,
перейдя в их богоотступную веру и не отстав
от них,— быть в геенне огненной душой и
телом. Явно же мне нельзя от них отстать и
вам про это сказать. Даже единому кому-нибудь
из вас втайне сказать боюсь: вдруг этот
человек в мыслях своих поддастся искушению,
не утерпит и вам скажет имя мое, а от вас
разнесется и до них, врагов и губителей
христианских, донесется; тогда меня, взяв,
жестокой казни предадут. Я же у них ныне
очень пожалован. Сами знаете, что все мы
смерти боимся. И я, так же, как и вы, имею жену
и детей. Ежели мне самому доведется умереть,
так на господа надежда, что не умереть, но
ожить за эту правду, иное же дело — жену и
детей осиротить, по дворам пустить, а всего
того горше,— на позор отдать. Вам же,
православные, в ту пору ничего будет не
сделать, ибо ныне верх взяли произвол и
насилие врагов. Оттого-то я вам открыто и не
решаюсь сказать и от них отстать, потому-то
вам письмом и потрудился написать. Если
господь помилует всех нас, избавит нас от
наших явных врагов и все будем живы, тогда
известно вам будет и про нас, про грешных. А
ежели и скажет вам кто-то, что я вам ныне
враг и клеветник, то господь видит
сокровенное мое, что с вами же хочу жизнь
свою отдать за православную веру и за
святые божьи церкви. Ныне же, как я выше уже
сказал, по нужде не отстану от них.
А кто это письмо возьмет и прочтет, пусть бы
его не таил, давал бы, осмотревшись и
выведав, прочесть вкратце своей братии,
православным христианам, тем, которые за
православную веру хотят умереть, чтобы все
им стало известно, а не утаено, но не тем,
которые были ранее нашими братьями,
православными христианами, а ныне всей
душой, без раскаянья, отвернулись от
христианства и во врагов наших
превратились, с ними, врагами, соединились,
вместе с ними вооружились и хотят нас
вконец погубить,— тем бы его ни в коем
случае не показывали и не давали читать. Да
будет на вас всех, доброжелателей
Российского царства, милость божья и помощь
пречистой богородицы и великих чудотворцев,
которые у нас в Троице прославлены, и всех
святых! Аминь.
|
|