ОТ
АВТОРА
Стихия
народной жизни необъятна и ни с чем не
соизмерима. Постичь ее до конца никому
не удавалось и, будем надеяться,
никогда не удастся.
В неутолимой
жажде познания главное свойство науки
— ее величие и бессилие. Но для всех
народов Земли жажда прекрасного не
менее традиционна. Как не похожи друг
на друга две эти человеческие
потребности, одинаковые по своему
могуществу и происхождению! И если мир
состоит действительно лишь из времени
и пространства, то, думается, наука
взаимодействует больше с
пространством, а искусство со временем...
Народная жизнь в
ее идеальном, всеобъемлющем смысле и
знать не знала подобного или какого-либо
другого разделения. Мир для человека
был единое целое. Столетия гранили и
шлифовали жизненный уклад,
сформированный еще в пору язычества.
Все, что было лишним, или громоздким,
или не подходящим здравому смыслу,
национальному характеру,
климатическим условиям, — все это
отсеивалось временем. А то, чего
недоставало в этом всегда стремившемся
к совершенству укладе, частью
постепенно рождалось в глубинах
народной жизни, частью заимствовалось
у других народов и довольно быстро
утверждалось по всему государству.
Подобную
упорядоченность и устойчивость легко
назвать статичностью, неподвижностью,
что и делается некоторыми “исследователями”
народного быта. При этом они намеренно
игнорируют ритм и цикличность,
исключающие бытовую статичность и
неподвижность.
Ритм — одно из
условий жизни. И жизнь моих предков,
северных русских крестьян, и основе
своей и в частностях была ритмичной.
Любое нарушение этого ритма — война,
мор, неурожай — лихорадило весь народ,
все государство. Перебои в ритме
семейной жизни (болезнь или
преждевременная смерть, пожар,
супружеская измена, развод, кража,
арест члена семьи, гибель коня,
рекрутство) не только разрушали семью,
но сказывались на жизни и всей деревни.
Ритм проявлялся
во всем, формируя цикличность. Можно
говорить о дневном цикле и о недельном,
для отдельного человека и для целой
семьи, о летнем или о весеннем цикле, о
годовом, наконец, о всей жизни: от
зачатья до могильной травы...
Все было
взаимосвязано, и ничто не могло жить
отдельно или друг без друга, всему
предназначалось свое место и время.
Ничто не могло существовать вне целого
или появиться вне очереди. При этом
единство и цельность вовсе не
противоречили красоте и многообразию.
Красоту нельзя было отделить от пользы,
пользу — от красоты. Мастер назывался
художником, художник — мастером. Иными
словами, красота находилась в
растворенном, а не в кристаллическом,
как теперь, состоянии.
Меня могут
спросить: а для чего оно нужно, такое
пристальное внимание к давнему, во
многом исчезнувшему укладу народной
жизни? По моему глубокому убеждению,
знание того, что было до нас, не только
желательно, но и необходимо.
Молодежь во все
времена несет на своих плечах главную
тяжесть социального развития общества.
Современные юноши и девушки не
исключение из этого правила. Но где бы
ни тратили они свою неуемную энергию:
на таежной ли стройке, в полях ли
Нечерноземья, в заводских ли цехах —
повсюду молодому человеку необходимы
прежде всего высокие нравственные
критерии... физическая закалка, уровень
академических знаний и высокое
профессиональное мастерство сами по
себе, без этих нравственных критериев,
еще ничего не значат.
Но нельзя
воспитать в себе эти высокие
нравственные начала, не зная того, что
было до нас. Ведь даже современные
технические достижения не появились из
ничего, а многие трудовые процессы
ничуть не изменились по своей сути.
Например, выращивание и обработка льна
сохранили все древнейшие
производственно-эстетические элементы
так называемого льняного цикла. Все
лишь ускорено и механизировано, но лен
надо так же трепать, прясть и ткать, как
это делалось в новгородских селах и
десять веков назад.
Культура и
народный быт также обладают глубокой
преемственностью. Шагнуть вперед можно
лишь тогда, когда нога отталкивается от
чего-то, движение от ничего или из
ничего невозможно. Именно поэтому так
велик интерес у нашей молодежи к тому,
что волновало дедов и прадедов.
Так же точь-в-точь
и будущие поколения не смогут обойтись
без ныне живущих, то есть без нас с вами.
Им так же будет необходим наш
нравственный и культурный опыт, как нам
необходим сейчас опыт людей, которые
жили до нас.
Книга не
случайно называется “Лад” и
рассказывает о ладе, а не о разладе
крестьянской жизни. Она была задумана
как сборник зарисовок о северном быте и
народной эстетике. При этом я старался
рассказывать лишь о том, что знаю,
пережил или видел сам либо знали и
пережили близкие мне люди. Добрая
половина материалов записана со слов
моей матери Анфисы Ивановны Беловой.
Воспоминаний, а также впечатлений
сегодняшнего дня оказалось слишком
много. Волей-неволей мне пришлось
систематизировать материал, придавая
рассказу какой-то, пусть и
относительный, порядок, чем и
продиктовано композиционное
построение книги.
Из экономии
места мне приходилось то и дело
сокращать или вовсе убирать живой
фактический материал, довольствуясь
общими размышлениями.
|