ЖИТИЕ МИХАИЛА КЛОПСКОГО.  Михайл Клопский, юродивый, по убедительному предположению академика В. Л. Янина, был сыном Дмитрия Михайловича Волынского-Боброка (героя Куликовской битвы) и Анны Ивановны, дочери великого князя Ивана Красного, сестры Дмитрия Донского. В самом Ж. сын Дмитрия Донского, Константин Дмитриевич, посетивший Клопский Троицкий монастырь (недалеко от Новгорода на р. Веряже) в 1413 г., называет Михаила “своитином”. В Ж. биографических сведений о Михаиле нет, оно представляет собой собрание отдельных кратких повестушек-эпизодов, рассказывающих о необычных поступках и пророчествах юродивого Михаила, неожиданно появившегося в монастыре в 10-х гг. XV в. и подвизавшегося в нем до конца своей жизни. Точной даты смерти Михаила мы не знаем, но можно утверждать, что он умер до 1458 г., так как в Повести о новгородском архиепископе Ионе говорится, что ко времени поставления Ионы на архиепископство (1458) Михаила Клопского уже не было в живых.

     В основе Ж. лежат устные легенды-предания о Михаиле, связываемые с различными событиями новгородской и общерусской истории. По-видимому, некоторые из них возникли и, возможно, были зафиксированы еще при жизни юродивого. Но в Ж. есть пророчество, в основе которого лежат события, свершившиеся уже после смерти Михаила. Исторические имена и события этого пророчества являются бесспорными данными для датировки возникновения Ж. как цельного произведения — оно было написано в 1478—1479 гг. В это время создается 1-я редакция Ж., дошедшая до нас в двух вариантах. В 90-х гг. XV в. была написана 2-я редакция памятника, в основе которой лежал протограф этих вариантов.

     Первая редакция Ж. отличается полным нарушением в ней канонов житийного жанра. Это собрание отдельных, сюжетно завершенных новелл, объединенных только образом Михаила Клопского. Он таинственно и неожиданно появляется в монастыре, и лишь со временем, по существу случайно, братия монастыря узнает его имя. Михаил предугадывает приход в монастырь разбойников, обличает и наказывает их; предсказывает игумену монастыря Феодосию, что тот станет новгородским архиепископом, но пробудет в этом сане недолго; по его пророчеству и молитве в год страшной засухи около монастыря открывается “источник воды неисчерпаемый”; пришедшему в монастырь князю Константину Дмитриевичу, который жил в Новгороде в 1419—1420 гг. после ссоры с братом, великим князем московским Василием I Дмитриевичем, он предсказывает примирение с ним; по его пророчеству обидевший монастырь посадник Посахно (лицо историческое) жестоко наказан — его разбивает паралич, и лишь по прошествии длительного времени и после искреннего покаяния посадник по молитве святого выздоравливает; он предсказывает смерть князю Дмитрию Шемяке; он подробно пророчествует новгородским посадникам об ожидающих их и Новгород карах от великого князя московского в 70-х гг. XV в. за их непокорство Москве и т. п. Но, что самое существенное, все эти события, связанные с историческими лицами и фактами, изложены в Ж. как остросюжетные, увлекательные рассказы. Для языка повествований-эпизодов характерно употребление просторечных, разговорных оборотов, диалектных слов, выражений пословичного характера, рифмованных фраз (“Да молвит ему... И он против молвит князю”, “Чему, сынко, имени своего нам не скажешь?”, “Бысть налога на монастырь от посадника”, “А почнете ловити, и яз ловцам вашим велю ногы и руки перебити”, “Святая братья, хлеб, осподо, да соль!”, “То у вас не князь — грязь” и т. д. и т. п.). В идейном отношении Ж. отличают резко выраженные антибоярские тенденции, оно носит промосковскую ориентацию: в памятнике оправдываются все мероприятия московского князя, направленные против новгородского боярства, осуждаются действия всех, кто восстает против великого князя. В этом отношении Ж. следует расценивать как одно из заметных явлений идеологической борьбы конца 70-х гг. XV в.

     Во 2-й редакции Ж. еще больше усиливается промосковская направленность памятника. Автор этой редакции делает заимствования из двух житий Пахомия Логофета — “Жития архиепископа Евфимия II” и “Жития Кирилла Белозерского”. Во 2-й редакции появляются цитаты из книг Священного писания, приводятся молитвы святого (в 1-й редакции эти обязательные для житийного жанра компоненты отсутствовали). Значительные изменения претерпел и язык: во 2-й редакции широко употребляются сложные синтаксические конструкции, церковная фразеология, речь украшается многочисленными эпитетами и метафорами. Но во многих случаях сохраняется живая разговорная и диалектная лексика, характерная для первоначального текста произведения.

     В 1537 г. боярским сыном Василием Михайловичем Тучковым для Великих Миней Четьих по поручению новгородского архиепископа, будущего митрополита всея Руси, Макария была написана 3-я, Тучковская редакция Ж. В то время, когда Тучков, находясь в Новгороде, писал свою редакцию Ж., происходил мятеж Андрея Старицкого, что нашло отражение в сочинении Тучкова — он усилил направленность Ж. против “межусобных браней” русских князей с великим князем московским Тучков придал Ж. пышный торжественный характер, и оно приобрело под его пером значение общерусского, а не только новгородского произведения. Оно отвечало всем требованиям агиографического жанра: здесь читаем обширное риторическое вступление, в тексте много риторических отступлений, после рассказа о смерти святого идет многоречивое похвальное слово ему, к единственному посмертному чуду, упоминавшемуся в первых двух редакциях, Тучков добавляет четыре новых чуда. Своеобразный новгородский колорит, сохранявшийся еще и во 2-й редакции, под пером Тучкова пропадает совсем. От первоначальной основы Ж. у Тучкова сохраняется только фабула. Современные Тучкову книжники весьма высоко оценили его труд. Летописец, говоря о том, что и до Тучкова существовало Ж., с пренебрежением отзывается о нем: “написано... непрестанно и неявлено, сиречь велми просто”, так как “тогда человецы в Новеграде еще была не велми искусны божественнаго писания”. Тучков же в своем творении “ветхая понови и распространи явление, житие и чюдеса преподобнаго, и все по чину постави и велми чюдно изложи, и аще кто прочет, сам узрит, како ветхая понови и колми чюдно изложи” (ПСРЛ.—1853.—Т. 6.— С 301).

     Изд.: Некрасов И. С. Зарождение национальной литературы в Северной Руси.— Одесса, 1870 — Приложения,—С. 1—44; ВМЧ: Январь, дни 6—11 —М, 1914 —С. 730—740; Повести о житии Михаила Клопского / Подг текстов и ст Л. А. Дмитриева—М, Л, 1958.—С. 89—167; Житие Михаила Клопского / Подг текста, перевод и примеч Л. А. Дмитриева // Изборник (1969) — С 414—431, 752—754; Повесть о житии Михаила Клопского / Подг. текста, перевод и комм. Л. А. Дмитриева // ПЛДР- Вторая половина XV века — М , 1982 — С 334—349, 618—623; Повесть о житии Михаила Клопского // Подг. текста и перевод В. В. Кускова // Древнерусские предания (XI—XVI вв ).— М., 1982 — С. 294—308.

     Лит.: Ключевский. Древнерусские жития.—С. 209—217, 232—235; Помяловский М. И. По вопросу о московско-новгородских отношениях XV и XVI вв.//ЖМНП—1898.— Ч 315 — Январь — С. 40—60; Васенко П. Г. Житие св. Михаила Клопского в редакции 1537 г. и печатное его издание // ИОРЯС —1903.— Т 8, кн 3.— С 44—58; Смирнов И. И Мятеж Андрея Старицкого 1537 года // ИЗ — 1955.— № 50.— С. 291—296; Дмитриев Л. А.; 1) Житийные повести русского Севера как памятники литературы XIII—XVII вв — Л„ 1973.— С 185— 198; 2) Житие Михаила Клопского // Словарь книжников — Вып 2,ч 1.—С 302—305.

Л. А. Дмитриев