ПОВЕСТЬ О ФРОЛЕ СКОБЕЕВЕ — плутовская новелла о ловком проходимце, созданная, вероятнее всего, в Петровское время, но еще тесно связанная с предшествующей литературной традицией. Относительно датировки П. существуют две точки зрения. Согласно одной из них, П. возникла в конце XVII в. Единственное основание такой датировки — 1680 г., к которому отнесены похождения героя в некоторых списках. Но использование этой даты в качестве датирующего признака — недоразумение: речь может идти о приурочении к определенному году описанного события, а вовсе не самого описания. Согласно второй точке зрения, высказанной еще И. Е. Забелиным, поддержанной А. Н. Пыпиным, а в наше время подробно обоснованной Н. А. Баклановой, П. создана в первые годы XVIII в., но до введения Табели о рангах, которая в тексте никак не отразилась. Аргументы в пользу такой датировки многочисленны и весомы: автор ведет свой рассказ как повествование о минувшем, в бойком канцелярском стиле П. явно отразилась эпоха реформ Петра I: здесь часто и привычно употребляются такие заимствования из западноевропейских языков, как квартира, реестр, персона (в значении «особа») и т. д. Взятые в совокупности, все эти варваризмы типичны как раз для текстов Петровской эпохи. Сама стилистическая установка — на отказ от словесного этикета, от словесной «красоты» — также характерна для этого периода.

     Для автора П. важна прежде всего интрига. Это понятно, поскольку П.- первая русская плутовская новелла. Хотя ей и предшествовали опыты в этом жанре (например. Повесть о Щемякином суде. Повесть о бражнике, Повесть о Карпе Сутулове), но в них русский колорит представляет собою лишь поверхностное наслоение. Национальные реалии в ранних новеллах легко поддаются устранению или замене, и в итоге на первом плане оказывается интернациональный новеллистический субстрат. Автор П. завязывает интригу как мастер и чисто по-русски. В первой части П. действие протекает на святках — в период ряжения и эротических игрищ. Неигровое поведение Фрола Скобеева уместно для русского читателя именно в это время. Вторая часть П. построена на других принципах; по отношению к первой она контрастна. Во второй части сюжетная занимательность отодвигается на задний план. Не события, а характеры, не поступки героев, а их переживания интересуют теперь автора. В первой части он был мастером интриги. Во второй он проявил себя знатоком психологии. Он — впервые в русской литературе — индивидуализирует речь персонажей, отделяет их высказывания от авторских. Из реплик героев читатель узнает не только об их действиях и намерениях — он узнает также об их душевном состоянии. Этой художественной переакцентуации соответствует медленное течение сюжета, его заторможенность диалогами и жанровыми сценками.

     Фрол Скобеев — это типичная для XVII в. фигура, появившаяся в обстановке утверждения и постоянного возрастания личностного начала. Похождения Фрола датированы 1680 г. Год спустя, как известно, в торжественной обстановке царь и бояре предали огню списки разрядных книг. Это был символический акт: отныне и навсегда надлежало служить «без мест»: сословные перегородки если и не были упразднены, то стали преодолимыми. Такое хронологическое совпадение, даже если оно случайно, весьма знаменательно. Отныне путь к власти и богатству не был заказан "плутам и ябедникам", таким, как Фрол Скобеев.

     Отмена местничества узаконила русский фаворитизм. Литературным воплощением реального типа фаворита стал Фрол Скобеев. Его «плутовская» женитьба на стольничьей дочери, его девиз «буду полковник или покойник!» точно выражают стремление добиться успеха любой ценой.

     Социальная физиономия автора в общем ясна. Он всецело на стороне «новичков», Фрол Скобеев вызывает у него не осуждение, а полное понимание, даже восхищение. Высказывалось предположение, что автор П.— из московских подьячих. Это вполне вероятно, хотя представляет собой простую догадку. Более или менее твердо можно говорить лишь о московском жительстве или происхождении анонимного автора: он прекрасно знает топографию Москвы, хорошо разбирается в московских чинах, верно отражает быт московских сословий.

     П. иллюстрирует эволюцию новеллы XVII в.: от усвоения принципа сюжетной занимательности к художественному освоению русской действительности.

     Изд.: Повесть о Фроле Скобееве / Подг. текста и вступ. ст. И. П. Лапицкого // Русская повесть XVII века.—Л., 1954.—С. 155—166, 467—476; То же / Подг. текста и примеч. Ю. К. Бегунова//Изборник (1986). -С. 686—696, 792; То же//Изборник (1968).—С. 390—400; То же/ Подг. текста и комм. В. П. Бударагина // ПЛДР: XVII век.— М., 1988.—Кн. 1.—С. 55 — 64, 608.

     Лит.: Забелин И.Е. Опыты изучения русских древностей и истории.— М., 1872.— С. 192 — 193; Скрипиль М.О. Сатирико-бытовые повести // История русской литературы.— М.; Л., 1948.— Т. 2, ч. 2.—С. 235—239; Бакланова Н. А. К вопросу о датировке «Повести о Фроле Скобееве»//ТОДРЛ.—1957.—Т. 13.-С. 511-518; Лихачев Д.С. Основные направления в беллетристике XVII в. // Истоки русской беллетристики.— С. 558—561; Панченко А. М. Литература переходного века // История русской литературы.— Л., 1980.—Т. 1. Древнерусская литература. Литература XVIII века.— С. 380—384.

А. М. Панченко